Андрей Константинов - Решальщики. Движуха

— Объясню. Потом.

— Когда?

— Когда ты малость охолонишься, прекратишь бабские обидульки кидать и голову обратно включишь! — снова не сдержавшись, оскалился Брюнет.

Неизвестно чем сейчас мог завершиться сей диалог, кабы у столика не материализовался телохранитель Влад. Деликатно встрянувший со словами:

— Виктор Альбертович, звонили из приемной Нелидова. Сказали, что губернатор готов вас принять прямо сейчас.

Брюнет рассеянно кивнул, уперся взглядом в Купцова и после долгой гнетущей паузы махнул рукой и озвучил приговор:

— А-а-а-а… Хрен с тобой! В самом деле, лучше уж вольную дать, чем еще почти двое суток на твою постную рожу любоваться.

Голубков с шумом поднялся и скомандовал:

— Поехали!

— К Нелидову? — уточнил Влад.

— К нему. Только через вокзал. Сначала… — Виктор Альбертович снова недовольно зыркнул на Купцова. — Сначала по пути балласт скинем.

— Это как? — не догнал телохранитель.

— А вот так. Разве сам не видишь? Наш мальчик… хрен ему между… домой запросился. СкуШно ему тут с нами.

Окрестности Твери, 24 августа, ср.

Бывший десантник Александр Мирошников не был трусом. В ноябре 1999 года, в ходе второй чеченской кампании, под Гудермесом он попал в руки «чехов». По крайней мере они так считали. Потому что их было трое и у них было оружие. А Мирошников был один, и из всего оружия у него оставался только нож. И, тем не менее, он отбился. Он вырвался, убив одного и ранив двух других.

Нет, никто не мог назвать Сашу трусом…

— А ты кто? — хрипло спросил Мирошников в ответ на петрухинское участливое: «Ну что, Александр Палыч, будем говорить?» — А ты кто такой? Ты чё беспредел творишь?

Старший экспедиционного нанокорпуса ухмыльнулся и сказал:

— Отвечаю по порядку. Меня зовут Дмитрий, по поручению фирмы «Феникс» разбираюсь в истории с убийством Образцова. Что касается беспредела… я беспредел не творю. Но, может статься, что и без него не обойдется… Давай, Саша, я тебе объясню твои перспективы. Я про тебя очень многое знаю. Особенно про твою последнюю поездку в Питер.

— Какую такую поездку в Питер? — спросил сквозь зубы Мирошников.

Он уже понял, что влип крепко. Крепче некуда. Он понял, что попал не к ментам, и от этого понимания сделалось еще хуже. Но все-таки он пока не хотел сдаваться.

— Последнюю, Алексан Палыч. Ту, в которую вы с Андрюхой Петровым завалили Людоеда… Я ведь знаю почти все.

— Везет тебе. А вот я — ни фига не знаю.

— А как сам думаешь — откуда? — проигнорировал вброшенный в его сторону сарказм Петрухин. — Молчишь? А ведь на самом-то деле все просто, Саша, — это Бодуля вас сдал. С потрохами. Как начали ему пальцы ломать, так он и раскололся. И все рассказал на видеокамеру. Приедем в Питер — дам тебе поглядеть.

— Я в кино не хожу. Денег нет.

— Смешно. Вот только… Ты это брось, Саша. Брось в партизанов играть!

Петрухин закурил сам и дал сигарету пленнику. Сейчас Дмитрий блефовал и отлично знал цену своему блефу. В обычных условиях Мирошников, скорее всего, на этот номер не попался бы. Но в эти минуты тверской пацан находился в условиях экстремальных, а значит, на какие-то несоответствия в словах он просто-напросто не обратит внимания.

Петрухин выпустил дым под раскаленный потолок салона и продолжил:

— Так вот, Бодуля, дружок твой, нам все рассказал.

— Какой еще Бодуля? Что рассказал?

— Рассказал, что подписал на мокруху тебя и Петрова. Что он дал вам адрес на Казанской и снабдил для связи телефонами. Симки в которых, кстати, зарегистрировали на паспорт Нечаева Игоря Павловича, украденный здесь, в Твери. Не ты украл?

— Нет… Не знаю я никакого Нечаева, понял?

— Ну да это и неважно. Может, паспорт у Нечаева взял Петров. А может, и сам Бодуля… Важно то, что я точно знаю, как дело было. Знаю, что регистрировал телефон лично Бодуля. Знаю даже, что после дела вы сразу отзвонились в «Манхэттен»: мол, дело сделано, Билли, пора заказывать билеты домой…

Мирошников молчал. Слова доходили до него как сквозь вату, и он улавливал лишь общий смысл сказанного. Но и этот «смысл» был страшен: поймали. Поймали на такой крюк, с которого не сорвешься. Саша был безоружен, в наручниках, один против четырех крепких мужиков.

Кружилась от удара голова. Зажав в огромном кулаке сигарету, Мирошников затянулся…

Он курил взатяг, взвешивал шансы и понимал, что они равны нулю. Э-эх, кабы не наручники! Если бы не наручники, он, может, и попытался бы. В тесном объеме микроавтобуса шансы — маленькие, совсем маленькие — все равно оставались. Саша бы попытался. В конце концов, терять-то все равно нечего.

— Что молчишь, Алексан Палыч?

— А что ты хочешь от меня услышать? — ответил Мирошников через силу.

— Хочу услышать, как дело было.

— А на фига?

— Дурак! Чтобы жизнь тебе сохранить!

— А вы что — жизнь мне сохраните? Не свисти, начальник.

— Расскажешь все на видео — сохраним, — серьезно сказал Петрухин. — Ты нам не нужен. Нам даже Бодуля ваш не особо нужен. Поэтому, если дашь показания, можешь катиться на все четыре стороны… Осознал?

— А почему я должен вам верить? — спросил пленник настороженно, но в этой настороженности уже слышалась надежда. Надежда или тень ее. Слабенькая, дрожащая тень, на которую дунь — и она исчезнет. Но все же она была, она ощущалась в настороженном голосе убийцы Мирошникова. Убийцы ведь тоже хотят жить.

— А ты можешь и не верить. Вот только выбора у тебя все едино нет. Или ты с нами сотрудничаешь и остаешься на свободе. Или… обратно сотрудничаешь, но — через сломанные пальцы, сломанные руки, раздробленные колени. А потом садишься в тюрьму. Если, конечно, выживешь. Но даже если и выживешь, то навсегда останешься инвалидом. Вот такой, извини за прямоту, расклад.

Озвучивая невеселые мирошниковские перспективы, Петрухин обратил внимание как напрягся боксер Витя, а мрачный Горюнов показательно отвернулся и стал индифферентно смотреть в окно.

«Черт! Надо было, — запоздало подумал Дмитрий, — предупредить парней, чтобы те не принимали угрозы за чистую монету!»

Он корил себя, что своевременно забыл сделать это и теперь очутился в весьма двусмысленном положении. Однако проводить дополнительный инструктаж было поздно.

— Точно отпустишь? — спросил Мирошников, глядя исподлобья. Он докурил сигарету, и та сейчас жгла ему пальцы.

Впрочем, убийца этого, казалось, не замечал.

— Отпущу, — просто сказал Петрухин.

— Спрашивай, — столь же просто кивнул Мирошников.

Конечно, он не верил Петрухину, но…

Но выбора действительно не было.

Котька Зеленков поставил миниатюрную видеокамеру «Sony» — цифровая в данном случае не прокатывала — на маленькую треногу и изготовился писать.