Андрей Константинов - Решальщики. Движуха

Чем-то убивец ему сейчас напомнил своего тезку — хладнокровного и волевого мокрушника Сашу Трубникова. Они оба, в принципе, были скроены по одной мерке. Получили схожее воспитание в схожих условиях, оба успели повоевать, не понимая при этом, ради чего, собственно, рискуют. А на гражданке столкнулись с невероятным социальным неравенством и осознали, что честно заработать на достойную жизнь — нельзя. Разумеется, у них не было никаких моральных преград против убийства. Если можно убить в Чечне без всякой идеи, то почему нельзя сделать этого же в «остальной» России? Тем более что теперь-то идея есть. И неплохая идея: заложить финансовый фундамент дальнейшей жизни. Почему нет? Что здесь худого? Тем более что завалить-то нужно всего лишь насосавшегося бабками клопа.

«Почти наверняка этот Мирошников никогда не отнимет у слабого, — размышлял Петрухин. — Не бросит в беде товарища, подаст нищему. Но точно так же легко, как дал рубль бомжу, он нажал на спуск конверсионного „Вепря“. При этом он не испытывал сомнений тогда, равно как не испытывает раскаяния сейчас. Он свободен от этой „ерунды“. И как только подвернется возможность снова заработать, взяв в руки оружие, он…»

— Так что вы от меня все-таки хотите?!

Петрухин очнулся от своих невеселых дум и внимательно посмотрел на Сашу:

— Да мы же с тобой вроде как еще вчера все обговорили? Мы хотим полноценное интервью. Ну а теперь, коли уж мы оказались в Питере…

— КАК — в Питере? — вскинулся Мирошников, всю дорогу от Твери до Санкт-Петербурга проведший в алкогольном тумане.

— А так, золотце мое! В Питере… в замке Людоеда, на Казанской улице. А ты не знал? Вот то-то… А ведь я всегда говорил, что много пить вредно. Особенно без закуски, особенно неумеренно. Так-то, Саша. А ты выжрал бутылку водки в одну харю. Да еще и коньяку сверху влил. Ну и дело ли это? Хорошо ли?.. Правильно — нехорошо! Вот потому ты всю дорогу до Питера и проспал. Не могу сказать, что тебя тут с музыкой встречали, но некоторый интерес твоя персона у сотрудников ГИБДД, безусловно, вызвала. Прикинь! Пришлось даже говорить неправду. Лгать, Саша! Лгать, изображать из тебя пьяного коллегу и даже совершить преступление! Дать взятку сотруднику этого самого ГАИ-БИДЭ… Ай-ай-ай, Саша, как низко я пал!

На убийцу сообщение о том, что он находится в Питере, произвело самое сильное впечатление. Мирошников привалился к стене, закрыл глаза и простонал так, что решальщики озабоченно переглянулись.

— Эй, Саша! Ты как себя чувствуешь?

— Зашибись.

— Ты гляди только ласты тут не склей. А то мы можем того, врача пригласить.

— Лучше уж сразу — могильщика!

— Кончай, зачем так мрачно? Сделаешь, что от тебя требуется, отдохнешь. Купим тебе одежонку, дадим денег на дорогу. И езжай с богом в свою Тверь.

— Без обмана? — раскрыл глаза Мирошников.

— Блин, ты уже сто раз за это спрашивал! А я сто раз ответил: да, без обмана. Кабы нам требовалось грохнуть тебя, то мы бы прямо там тебя и… того. Подумай сам, пораскинь мозгами: стоило везти в Питер, чтобы тут убить?

— Допустим. Что я должен сделать?

— Дать интервью и повторить все в лицо Бодуле. Что такое очная ставка, слыхал?

— В кино видел.

— А сам давеча врал, что в кино не ходишь? — хмыкнул Петрухин. — Вот и хорошо. Сейчас наши дела закончим, а потом поедешь домой. Слово офицера!

Спустя полчаса Александр Мирошников механически жевал в своей каморке экстренно доставленную пиццу, а Петрухин, Купцов и Котька совещались в прокуренном зеленковском кабинете.

Внизу за окном, расположенным аккурат над парадным подъездом «Феникса», на асфальте по-прежнему горела свеча.

Лежащая на прикроватной тумбочке «Nokia» проиграла мелодию из Баха.

— Телефон, — с облегчением высвобождая усталый рот и поднимая голову, подсказала пятнадцатилетняя проститутка.

Бодуля толстым желтым ногтем влепил ей в лоб звонкий щелбан и прошипел:

— Делай свое дело, сучка.

Деваха снова склонилась над бессильной Бодулиной плотью. Хотя тот и сам понимал, что на этот раз, скорее всего, ничего не выйдет. Малолетка старалась минут двадцать, но — не получалось. Сегодня Бодуле не помогала даже крутая порнуха, льющаяся блевотиной с экрана телевизора.

Телефон продолжал наигрывать мелодию из Баха. Едва ли Иоганн Себастьянович мог предположить, что когда-нибудь его музыка станет звучать из сотового финского телефона на съемной хате в Санкт-Петербурге. А ее «слушателями» станут старый наркоман-уголовник и пятнадцатилетняя проститутка, безуспешно пытающаяся возбудить того минетом… Впрочем, эти двое «музыку» не слушали, да и не в курсе были, что это Бах.

Кирилл Евсеевич Коровин по прозвищу Бодуля взял в правую руку папиросу «Беломорканал» с дурью, а левой нашарил телефон. Затем он хорошенечко затянулся и лишь после этого отозвался в трубку:

— Але?

— Кирилл Евсеич! Зеленков приветствует. Найдется для меня пара минут?

Этого бывшего мента, равно как и всех остальных ментов в целом, Бодуля всегда люто презирал. А с некоторых пор он презирал их вдвойне, поскольку несколько лет назад попал на крюк к оперу из УУР. Крюк был хороший, и Коровин вынужденно сделался «барабаном». Вот за это — за свою собственную слабость — Бодуля и презирал ментов глубоко и искренне.

— А-а, — отозвался он как бы обрадованно. — Константин Матвеич! Феникс ты наш несгораемый… хе-хе… Что такое случилось, дорогой?

— Да случиться-то ничего не случилось. Но есть потребность встретиться и потолковать. Есть серьезная тема. Думаю, что представляет взаимный интерес.

— А что за тема? — вяло полюбопытствовал Бодуля.

— По телефону, думаю, не стоит. Но гарантирую, что тема действительно стоящая… Надо бы встретиться, Евсеич. У тебя какие планы на сегодняшнее утро?

— На сегодня? Сейчас, погоди-ка… загляну в свой календарь.

— Жду, — ответил Зеленков.

В нескольких километрах от съемной хаты Бодули, а именно — в своем кабинете Котька отключил звук на своей мобиле и весело пояснил решальщикам:

— Ну и козел! Сейчас, говорит, загляну в календарь. Да нету у него и календаря-то никакого. И вообще, он, по-моему, порнуху смотрит. Там, блин, такие стоны слышны — караул!

Зеленцов отсмеялся и возвратил звук.

Попыхивая папироской, Бодуля выждал секунд тридцать, снова приложил трубу к поросшему шерстью уху и сказал:

— В принципе, около полудня я свободен. Вполне можно попить кофейку в «Англетере».

— Нет, в «Англетере» негоже. Ты бы, Кирилл Евсеич, знаешь что?

— Ну?

— Подъехал бы ко мне в офис. Тут, понимаешь, такой разговор конкретный, что лучше бы его у меня провести. Не годится нам с тобой «Англетер». Не тот случай.

— Хм… Интересно, — неопределенно протянул Бодуля.