Ричард Старк - В колыбели с голодной крысой

- Я и сам не ожидал очутиться здесь, - сказал я. - Но какого.., что, скажите, Бога ради, вы делаете здесь?

- Прохожу полугодичную практику, - сказала она. - Папа хочет, чтобы я проводила дома хотя бы часть времени, и поэтому я здесь. У меня степень магистра по журналистике, так что эти полгода стажируюсь в "Путеводной звезде". - Она улыбнулась и пожала плечами. - Это не "Нью-Йорк тайме", конечно, но, думаю, с этим можно повременить до окончания колледжа.

- Господи, - сказал я. Я и вправду сказал "Господи". - После всего этого г.., всего этого абсурда, который я пережил, вы просто услада для моих больных глаз.., в буквальном смысле слова... И больной челюсти, - добавил я, поглаживая себя по лицу, там, где особенно остро ощущалась "зубная боль".

Сондра нахмурилась.

- Вы хотите сказать, что они вас били?

- "Били" - не то слово.

Из большой черной сумки, висевшей у нее на плече, она достала карандаш и блокнот для стенографирования.

- Сейчас вы все мне расскажете, - сказала она. Я так и сделал. Я рассказал ей о своей работе, о письме Чарлза Гамильтона и обо всем, что последовало за ним, когда мы приехали в Уиттберг. Она делала записи скорописью, задавая попутно вопросы, уточняя подробности, и все время слушала меня с серьезным, а порой со взволнованным видом. Когда я закончил свой рассказ, она быстро пролистала свои заметки, а затем сказала:

- Это ужасно, Пол. Я никогда не думала, что полиция в этом городе может быть такой злобной, и я не могу поверить, что это мой папа приказал им действовать таким образом. Должно быть, они действовали по собственной инициативе, и если думали, что это понравится моему папе, то глубоко ошибались. Я расскажу ему об этом, поверьте мне, и поговорю с редактором, чтобы мою статью поместили на первой полосе. Ждите сегодняшнего вечернего выпуска. Им это не сойдет с рук, Пол, поверьте мне.

- Хотелось бы надеяться.

- Им не удастся отвертеться. - Она поднялась, очень молодая, очень решительная и очень красивая. - Вот увидите. Вы возвращаетесь в мотель?

- Скорее всего, да.

- Я вам туда позвоню. Мы доберемся до самой сути. - Говоря это, она подошла и протянула мне руку, и на этот раз я ее пожал. - Именно для этого существуют репортеры, - сказала она. - Чтобы доносить до народа правду.

Я улыбнулся ее убежденности.

- Вот уж мы им зададим, - шутливо заметил я.

- Держу пари, что зададим. - Она крепко пожала мне руку. - Бегу в редакцию, чтобы успеть подготовить материал к вечернему выпуску.

- Правильно.

- Я позвоню вам. Пол.

- Хорошо.

Мы вышли в вестибюль, и я проводил ее до входной двери, где на высокой платформе у самой массивной дубовой двери сидел мужчина в форме с нашивками на рукавах. Там мы снова обменялись рукопожатиями, и она снова пообещала позвонить. А я поспешил за своим бумажником.

- Я Пол Стендиш, - сказала я дежурному. - У вас мой бумажник.

- Совершенно верно. - Он протянул мне пакет со словами:

- Проверьте содержимое, напишите вот здесь, что все получили в полной сохранности, и поставьте свою подпись.

Поскольку все действительно было в целости и сохранности, я подтвердил это в соответствующей форме, потом надел ремень, вдел в ботинки шнурки и убрал бумажник в карман. Затем снова подошел к дежурному:

- Я хочу поговорить с моим другом, Уолтером Килли.

- Время для посещения - с двух до трех.

- Время посещения? Он арестован?

- Вы сможете поговорить с ним в любое время с двух до трех.

- Но ведь.., разве они его не отпустили? Меня же отпустили.

- Мне это не известно, - сказал он. - Время посещения с двух до трех.

- Я подожду, - сказал я. Он пожал плечами:

- Как хотите.

У противоположной стены была скамья. Я подошел к ней и сел. Большие часы над головой дежурного показывали шесть двадцать.

Уже наступило утро, и, следовательно, я провел в этом здании двенадцать часов. Я закурил сигарету и поерзал, устраиваясь поудобнее на скамье, готовый провести здесь еще двенадцать часов. Мне надо поговорить с Уолтером, понять, что происходит и что мне следует делать дальше. В этой игре я был всего лишь любителем и без Уолтера был обречен на проигрыш.

Без двадцати пяти минут семь из глубины здания показался Джерри. Ленивой походкой он приблизился ко мне и с ухмылкой проговорил:

- Известно ли вам, какой срок дают за бродяжничество?

- Я жду мистера Килли. Он указал на часы.

- Видите секундную стрелку? Сейчас она на отметке девять. Как только она совершит круг и перейдет эту отметку, вы будете считаться бродягой. И я арестую вас за бродяжничество. И тогда вы проведете здесь тридцать дней. Вам это подходит?

Бросить Уолтера? Но я пропаду без него. Я не буду знать, что делать. Я следил, как движется секундная стрелка, от двенадцати к одному, потом к двум, к трем, и думал, стоит ли тягаться с Джерри. Я не мог идти один в этот город. Секундная стрелка прошла отметки четыре, пять и шесть, я взглянул на Джерри и понял, что он не шутит и что больше всего на свете он хочет, чтобы, когда секундная стрелка дойдет до отметки девять, я все еще сидел на этой лавке, и тогда у него будет повод снова затащить меня внутрь. Когда секундная стрелка прошла отметку семь, я встал, а когда она подходила к девяти, я открывал уже наружную дверь.

Небо перед восходом было мрачным, и улицы выглядели убогими и заброшенными. Стоя на тротуаре, я ощущал прохладу утреннего воздуха и некоторое время глядел на здание, пока из дверей не вышел Джерри. Он остановился на верхней ступеньке и с всегдашней своей ухмылкой взирал на меня. И я пошел налево.

Куда мне идти? Что делать? Они не отпускают Уолтера; мне надо во что бы то ни стало вызволить его отсюда. И немедленно покинуть этот злополучный город. Но как это сделать?

Мне нужно кому-то позвонить. Проходя мимо закрытой аптеки, я заметил в витрине синюю табличку с надписью, из которой следовало, что в аптеке имеется телефон, которым при необходимости можно воспользоваться, и мне захотелось кому-то позвонить.

Но куда? Может, позвонить в Вашингтон? Но я там никого не знаю. Я и правда никого не знал в АСИТПКР, кроме Уолтера. Я их не знаю, и они меня не знают. И насколько мне известно, Уолтер находится в городе, где вообще нет никаких проблем.

Тогда кому? Доктору Ридмену? Эта мысль меня просто покоробила. Какой, черт возьми, от него толк?

Я дошел до Харпер-бульвара и увидел открытую забегаловку. Я старался сосредоточиться на своих проблемах - ведь Уолтер все еще находится в тюрьме! но яркий неоновый свет сбил меня с толку. Я вдруг понял, что смертельно голоден. Раньше я как-то этого не замечал: голова была забита совсем другим.

Я попытался пройти мимо забегаловки, чувствуя, что было бы нечестно по отношению к Уолтеру в подобный момент думать о еде, но не смог. Терзаясь угрызениями совести, я тем не менее вошел и заказал две порции яичницы с беконом, ржаную булочку, колбасу и три чашки кофе. Расправившись со всем этим, я почувствовал себя лучше и морально и физически. За последней чашкой кофе я закурил, окончательно расслабился и стал размышлять.