Кристина Ульсон - Заложник

А вокруг не было ничего, кроме бесконечного неба. В другое время это вызывало бы у Эрика чувство умиротворения, но сейчас у него дыхание перехватывало при мысли, что от земли их отделяет десять тысяч метров. Иногда они видели другие самолеты, двигавшиеся каждый своим курсом. Чего бы только не отдал Эрик, чтобы оказаться сейчас в одном из них!

Вполне возможно, сегодня он умрет.

К смерти Эрик относился прагматически. «Единственное, что мы знаем о жизни, — как говаривал его отец, — это то, что когда-нибудь она закончится. Это может произойти с нами в старости или в молодости». «Как с мамой, например», — думал Эрик. Он помнил ее только молодой, хотя она умерла в пятьдесят пять. Юность — это не возраст, а состояние души. Отец Эрика всегда был старым, а Эрик — ребенком.

Карим нервно вытирал лоб. Он почти ничего не говорил с тех пор, как Фатима принесла записку. В отличие от Эрика у него не возникало желания облегчить таким образом душу. Он просто сидел и смотрел вперед.

Все согласились с тем, что пассажирам лучше не сообщать о случившемся. Из этого не выйдет ничего, кроме беспорядка, мешающего работе. Экипаж, напротив, следует держать в курсе событий. Сейчас этим занималась стюардесса Фатима, обнаружившая в туалете записку. В воздухе витало беспокойство, у команды возникало множество вопросов. С молчаливого согласия всех Фатима стала связующим звеном между персоналом в салоне и теми, кто находился в кабине пилотов. Самолет был захвачен террористами, и исход дела представлялся неясным.

Эрик плохо знал Фатиму, они сделали лишь несколько совместных рейсов. Всегда аккуратная и подтянутая, она производила впечатление рассудительной женщины. Она была высокой и смуглой и имела самые красивые скулы, какие только Эрик когда-либо видел в жизни. Если бы Эрик был холост, обязательно бы пригласил ее куда-нибудь на бокал вина. Но женатому человеку не к лицу такие похождения. В жизни Эрик натворил немало глупостей, но только не с женщинами. Он никогда не обманывал девушек, с которыми у него завязывались отношения. Он не отличался ни постоянством, ни надежностью, однако свиньей не был.

Эрик снова повернулся к Кариму, намереваясь повторить попытку:

— И что теперь предпримут полицейские, как ты считаешь?

Карим пожал плечами:

— А что им остается? Мы находимся в «Джамбо джете» с четырьмя сотнями пассажиров на борту на высоте десять тысяч метров. Неужели СЭПО рассчитывает, что мы будем рисковать столькими жизнями по первому их требованию?

— Но что, если они пойдут на поводу у террористов? — снова попытался урезонить Карима Эрик. — Сколько идиотов начнут решать свои проблемы, захватывая заложников?

На лбу Карима снова заблестели капельки пота.

— Тут уж ничего не поделаешь, — процедил он сквозь зубы.

Эрик не знал, чем ему еще возразить, и поэтому перевел взгляд на окна. С чего, собственно, Карим зациклился на этом, по его мнению единственном, способе решения проблемы?

Мухаммед Хаддад сидел в своем кабинете. Десять минут назад он получил последнее сообщение по делу о захваченном самолете. Сотрудничество с американцами продвигалось плохо. Вашингтон, похоже, не горел желанием делиться своими планами. Что еще оставалось Мухаммеду в такой ситуации, как не платить им той же монетой? Госсекретарь не имел четкого представления о дальнейших действиях в отношении заокеанских коллег. Мухаммед дал ему понять, что не намерен пресмыкаться перед ними, как бы ни развивались события в дальнейшем.

Но американцы не составляли главной проблемы. Несколько минут назад стало известно, что информация о захвате самолета просочилась в СМИ. Журналисты пребывали в растерянности. Вот уже во второй раз за последние несколько дней шведским властям угрожали терактом, однако в предыдущем случае тревога оказалась ложной. Означает ли это, что и на этот раз злоумышленники блефуют? Ответа на этот вопрос Мухаммед Хаддад не знал.

В кабинет просунул голову пресс-секретарь:

— Мы начинаем через пятнадцать минут.

Мухаммед разозлился:

— И о чем я, по-вашему, должен им говорить?

Пресс-секретарь удивленно округлил глаза:

— Разве вам еще ничего не сообщили? Информация просочилась в утренние газеты.

— Спасибо, я их читал.

— Практически все, что нам известно на текущий момент. Не только об угрозе взорвать «боинг», но и о требованиях террористов, и о рейсе…

Мухаммед с самого начала чувствовал, что во всей этой истории что-то не так, но только сейчас осознал масштаб проблемы.

— Но как это случилось? — почти закричал он. — Кто мог передать им требования террористов?

Пресс-секретарь пожал плечами:

— У меня не было времени думать об этом. Кто угодно.

— Но это не так, — возразил Мухаммед. — Лишь несколько человек в каждом ведомстве знали, что в письме террористов упоминается «коттедж Теннисона» и Захария Келифи.

— По-видимому, газетчикам этого оказалось достаточно, — равнодушно ответил пресс-секретарь. — Утечка могла произойти с равной вероятностью в САЛ или Арланде.

Оставалось смириться с тем, что они никогда этого не узнают. Об информаторе всегда известно только одно: он так и не будет найден. Преследовать его незаконно, но главное — бессмысленно.

— Хотите, чтобы я рассказал им о Захарии Келифи и о том, почему мы его высылаем? — спросил Мухаммед.

— Да.

Министр засунул руки в карманы и отвернулся к окну. Один из его коллег как-то заметил, что в такой позе он напоминает Джона Кеннеди. «Только немного загорелого», — с улыбкой добавил он. Чушь, конечно, но занятно. Джон Кеннеди из Ливана.

— Нет, — твердо сказал Мухаммед, по-прежнему стоя спиной к пресс-секретарю.

— Нет?

— По делу Келифи все уже сказано. К чему все это представление? Лишние стрессы — последнее, что нам сейчас нужно. Премьер-министр собрал пресс-конференцию, чтобы объявить, что мы осознаем опасность, но не ведем переговоров с террористами и ищем другие пути разрешения проблемы. Тему Захарии Келифи изначально поднимать не планировалось. — Мухаммед повернулся к пресс-секретарю. — Или у вас на этот счет другое мнение?

— В таком случае я приглашу премьер-министра.

И Мухаммед Хаддад снова остался один.

Он опустился за круглый стол в центре комнаты. Много великих людей сидело до него в этом кресле, и каждый из них чем-то прославился. Мухаммед Хаддад не мыслил себя большим политиком. Однако вполне возможно, что и он оставит след в истории. Как министр юстиции, занявший жесткую позицию по отношению к захватившим самолет террористам.

Насилие порождает насилие. Кто сегодня будет с этим спорить? Однако многие проявляют излишнее рвение в стремлении обуздать тех, кто покушается на свободу людей. Это они призывают к полицейскому надзору над СМИ и установлению повсюду камер слежения. Где есть террористы, там должны быть и полицейские — таков их аргумент. Такие требования были бы немыслимы до того, как в Швеции появились первые смертники. Создается впечатление, что нация теряет самообладание и способность здраво рассуждать.