Р. Пейтман - Вторая жизнь Эми Арчер

Девочка еще раз взглянула на карту, потом опять в книгу:

– Ой, нет, погоди. Карта-то перевернутая. Это означает потерянную дружбу. Дети могут восстать против родителей.

Либби рассмеялась: ну, значит, в ее жизни совсем ничего не изменится. Эсме перемешала карты и сказала, что теперь моя очередь. Я указала на карту большим пальцем ноги. Десятка Посохов… И говорить не нужно было, что это значит: эта карта мне каждый раз выпадала.

– Тяжкая ноша, – произнесла Эсме. – Боль. Крушение всех планов.

Она говорила злорадно, довольная как слон. А я вам вот что скажу: никогда еще я так сильно не чувствовала, что все предсказанное – правда.

Потом карту вытянула Эсме. Это оказалось Колесо Фортуны.

– Рок, необычная утрата, конец затруднений, неожиданные события, – прочитала она, подобрала ноги и уперлась подбородком в колени. – Ух ты, интересно, что бы это могло быть? – Девочка смотрела, не мигая, прямо на меня. – Будем надеяться, что-нибудь хорошее.

Она так это сказала – совсем не мечтательно… А угрожающе.

– Конечно хорошее, – проговорила Либби. – Надевай-ка пальто, Эсме. Пойдем подышим воздухом. Пусть злых духов ветром сдует.

И мать погналась за дочкой по коридору, подняв руки над головой, как привидения в «Скуби-Ду».

Я сказала, что останусь дома, займусь глажкой, но Либби очень уж хотелось, чтобы я пошла с ними. И мы отправились в парк Уайтеншо.

Я уже сто лет ни в одном парке не была. Там всегда большие газоны, заросшие травой, – сразу все видно, что к чему… кто здесь и чего ждать… зато спрятаться негде – что психу какому-нибудь, что мне от него. Кусты тоже дело подозрительное – не видно, кто там за ними, а если бежать придется, споткнешься о корень, подвернешь ногу, и все – далеко не уйдешь.

Но хуже всего – детские площадки… Качели, лесенки – это все не для того, чтобы играть, и не для того, чтобы закружилась голова, это просто… ловушки. На качелях ты легкая добыча, как подсадная утка на охоте… а карусели… о господи, карусели… Это не от вращения у меня екало в животе, а от воспоминаний… Как от перегрузки…

Я повторяла себе: успокойся, все будет хорошо, никто тебя не тронет… И все равно готова была обнять Эсме, когда она потащила нас не к площадке, а совсем в другую сторону, подальше от опасности, к мирной ферме.

– Она никогда особенно не увлекалась этими качельками. Правда, Эс? – сказала Либби.

Эсме покачала головой:

– Меня от них тошнит. – И стиснула мне руку крепко-крепко, до боли.

Ох, зря я думала, что ферма – это не страшно… На любой ферме дерьма хватает, что на городской, что на настоящей. Я об этом уже забыла, зато Эсме помнила.

Она пришла в восторг от сосавших мамку поросят… Улыбалась, когда ее фотографировали с ягненком, которого она кормила из бутылочки… Произносила заклинания, чтобы у кобылы родился жеребеночек – вот прямо здесь, прямо сейчас.

Все было так мило, весело… как в детских стишках про старого Макдональда и его ферму, где жили и коровы, и свиньи, и лошади, и…

Утки.

Они тоже были здесь. Я слышала их сквозь жадное хрюканье свиней и хлюпанье грязи под копытами. Утки с их вечной перебранкой: кря-кря, кря-кря…

В горле застрял ком размером с булыжник.

Кря-кря. Кря-кря.

Я закрыла глаза и представила, что снова оказалась у Эми в комнате – тогда, когда осталась у нее ночевать… Она проснулась с криком… Орала на весь дом. Прибежала ее мама, стала приговаривать: «Это просто сон, просто очень плохой сон». Она крепко прижимала Эми к себе и гладила по спине.

– Опять утка? – спросила миссис Арчер.

Эми кивнула и натянула на голову одеяло.

– Из «Пети и волка», – пояснила мне женщина. – Это симфония такая.

Она все повторяла дочке: «Это же просто сказка, просто утка…» Еще понятно бы, если бы она волка испугалась. Но Эми сказала, что она и волка тоже боится.

– Он съел уточку, а она, бедняжка, еще живая. И ей не выбраться, и друзья не помогут.

Мне тоже стало страшно, как Эми, и я до утра спала в ее постели. Подруга меня больше не будила… Да я больше и не заснула. Нужно было держать глаза открытыми… Смотреть, не придет ли волк.

Либби хотела пойти к пруду с утками, но я сказала, что мне нужно в туалет. Эсме объявила, что тоже хочет, и Либби сказала, что подождет нас в кафе.

– Мама обожает слушать, как утки крякают, – сообщила Эсме, когда мы отошли. – Говорит, они как будто смеются над какой-то ужасно смешной шуткой.

Ее ладошка оказалась в моей руке.

– А по-моему, им должно быть не до смеха.

– Ну, не знаю, – сказала я. – Они все-таки и плавать умеют, и летать. Не так уж плохо.

– Но их же повсюду кто-нибудь подстерегает! – воскликнула Эсме. – В воде щука может схватить. В небе из ружья подстрелят. А на земле – лисицы. Неудивительно, что у них голос такой грустный и перепуганный!

Девочка сжала мою руку и сказала: кое-кто у них в школе говорит, что от утиного кряканья не бывает эха.

– Я не верю. А ты?

Я смотрела прямо перед собой… и не отвечала.

– А я не верю, – повторила Эсме. – Эхо бывает у всего. У всего.

D – duck (утка). Подсадная утка. Мертвая утка. Утки все крякают и крякают, не затыкаясь, чтоб им…

E – egg (яйцо).

Не знаю уж, как Эми это проделала – вернулась, – но тут должно быть колдовство… что-то вроде штук, про которые я читала в своих книжках. И не белая магия… не добрая. Черная, грязная – всякими там кристаллами да китайскими палочками не обойдешься.

В некоторых из книжек говорилось о Законе естества… ну, знаете, когда само мироздание устраивает так, чтобы все шло, как ему положено. Когда случается всякое дерьмо, бывает тяжело, но с этим ничего не поделаешь.

Вот это самое и случилось с Эсме… то есть с Эми… Я-то думала: уеду и начну новую жизнь, но мирозданию это было неугодно. Убежать можно, спрятаться нельзя. Судьба, она и есть судьба, добрая или злая…

«Никуда не денешься…»

На самом деле я это, кажется, с самого начала понимала. И мои родители тоже примерно так и считали, только что не излагали красивыми словами… Они называли это не «закон естества», а «закон подлости».

Эми всегда хорошо удавались всякие фокусы, а я была у нее за простака – каждый раз попадалась. Подружка говорила: выбери карту, любую… Я хитрила, как могла, вытаскивала ту, что не торчала из колоды, не из самой середины, но и не крайнюю. А она всегда сразу угадывала мою карту, с первого раза. И деньги у нее прямо из рук исчезали… Быстро-быстро щелкнет пальцами – и оп-па! Они уже у нее в кармане.

Я просила Эми показать, как это делается, но она не показывала. Фокусы – единственное, чем она не хотела со мной делиться. Остальным – запросто: одежда, фломастеры, сладости – сколько влезет. Но волшебство? Нееет… Закон естества! Я была слишком заурядной для таких вещей. Я верила, что она волшебница, а я нет.