Неле Нойхаус - Злой волк

– Нет. – Нимёллер покачал головой. – Этого она никогда не говорила. Она всегда делала тайну из своей личной жизни.

– Ты говоришь о ней так, будто ее больше нет, – возмутилась Ирина Цидек и громко высморкалась. – Ханна не делает никакой тайны, просто она тебе не все рассказывает.

Нимёллер обиженно молчал. Очевидно, у этих двоих не было особой симпатии друг к другу.

– У фрау Херцманн не было при себе ни документов, ни мобильника, ни сумки, когда ее обнаружили, – сказала Пия. – Мы вышли на вашу фирму через автомобильные номера. Где она живет?

– В Лангенхайне, это район Хофхайма, – ответила ассистентка. – Роткельхенвег, 14.

– Что вы можете рассказать нам о ее частной жизни?

– Ханна пару месяцев назад… я имею в виду, они с мужем разошлись, – сообщил Ян Нимёллер.

Пия сразу заметила его короткое замешательство.

– Она развелась – или они развелись? – попыталась уточнить Пия.

– Ханна развелась с Винценцом, – уточнила Ирина.

– У вас с ней, похоже, доверительные отношения, – констатировала Пия.

– Да, это верно. Я уже больше пятнадцати лет работаю у Ханны ассистенткой, и у нее от меня почти нет тайн. – Ирина Цидек мужественно улыбнулась, но ее глаза блестели от едва сдерживаемых слез.

– У вас есть адрес и номер телефона господина Херцманна?

– Корнбихлера, – поправила ее Ирина. – Винценц Корнбихлер. Ханна при замужестве не стала брать его фамилию, а оставила свою. К сожалению, у меня есть только номер его мобильного телефона. Подождите, я сейчас найду.

Пока она искала в планшете номер телефона, Пия рассматривала большое помещение зала заседаний. Ханна Херцманн была вездесуща. Ослепительно красивая и самоуверенная, она улыбалась с многочисленных фотографий, развешанных по белоснежным стенам. Какое чувство испытывает человек, постоянно держа перед глазами собственное изображение? Многие известные и успешные люди имеют какие-то свои слабости. Может быть, у Ханны Херцманн такой слабостью было тщеславие?

Пия рассматривала многочисленные плакаты в рамках и фотографии и вспоминала жестоко изувеченное лицо женщины, которую так часто видела по телевидению. Кто мог с ней такое сотворить?

Полчаса назад из больницы поступила информация о том, что Ханна Херцманн получила тяжелые внутренние повреждения, которые потребовали немедленной экстренной операции. Подробности будут позднее после тщательного судебно-медицинского обследования.

Необузданная жестокость, с которой действовал преступник, заставляла предполагать, что в деле свою роль сыграли эмоции: ненависть, гнев, отчаяние. А такие чувства мог иметь только тот, кто лично был знаком с жертвой и, может быть, даже имел с ней подобные отношения.

– Были еще какие-нибудь проблемы или изменения в последнее время? Неприятности с кем-нибудь? Угрозы? – расспрашивал Боденштайн, который до этого момента не вмешивался в разговор.

Ассистентка и управляющий компанией пережили первый сильный шок и ужас от услышанных новостей и теперь вели себя осторожно. Некоторое время в большом помещении было очень тихо. Через полуоткрытое окно доносился приглушенный уличный шум, мимо прошелестел поезд городской железной дороги.

– Любой человек, столь успешный, как Ханна, имеет завистников, – сказал Нимёллер уклончиво. – Это ведь совершенно нормально.

– Но это ненормально, когда кого-то избивают, насилуют и запирают в обнаженном виде в багажнике собственного автомобиля, – возразил Боденштайн безжалостно.

Ян Нимёллер и Ирина Цидек быстро переглянулись.

– Примерно три недели назад Ханна уволила продюсера, который проработал у нас много лет, – проговорила наконец Ирина. – Но Норман никогда не сделал бы ей ничего плохого. Он и мухи не обидит. Кроме того… его не интересуют женщины.

Пию постоянно удивляло, на какие немыслимые ошибочные оценки способны люди в отношении своих ближних. Даже самый миролюбивый человек мог стать преступником, если он попадал, казалось бы, в безвыходное положение, находился в исключительном состоянии, которое не был способен контролировать. Часто в этом случае важную роль играл также алкоголь, и мягкий, безобидный человек превращался в жестокого убийцу, который в своих насильственных действиях в состоянии аффекта терял все тормоза.

– По статистике, лишь немногие насильственные преступления совершаются хладнокровными профессионалами, – сказала с сомнением Пия. – В большинстве случаев преступники входят в непосредственный круг общения жертвы. Как имя мужчины, которого уволила фрау Херцманн, и где мы можем его найти?

Ирина Цидек неохотно продиктовала ей фамилию и адрес в Бокенхайме.

– Мне помнится, имя фрау Херцманн совсем недавно мелькало в газетных заголовках, – сказал Боденштайн. – Кажется, речь шла о гостях ее программы, которые почувствовали себя уязвленными?

– Такое иногда случается, – попробовал смягчить ситуацию управляющий. – Люди перед камерой слишком усердствуют и только потом замечают, что наговорили лишнего. И тогда они начинают жаловаться. Только и всего.

Казалось, его немало раздражало, что Боденштайн не сидел за столом, а ходил по комнате.

– Но в данном случае это все же было нечто большее, чем просто жалоба, – упорствовал Боденштайн, стоя у окна. – Фрау Херцманн в дальнейшем исправила ситуацию в новой программе?

– Да, это верно. – Ян Нимёллер неловко ерзал на своем стуле, его выступающий кадык ходил то вверх, то вниз.

– Нам нужен список имен и адресов всех, кто когда-либо предъявлял претензии. – Боденштайн достал свою визитную карточку и положил ее перед Нимёллером. – Постарайтесь, пожалуйста, сделать это в ближайшее время.

– К сожалению, это довольно длинный список, – сказал управляющий. – Мы…

– Боже мой! – прервала его Ирина Цидек. – Я должна позвонить Майке. Она ведь понятия не имеет, что произошло!

– Кто такая Майке? – поинтересовался Боденштайн.

– Дочь Ханны. – Ассистентка взяла телефон и нажала клавишу. – Она работает у нас в летние каникулы ассистентом продюсера. Когда Ханна сегодня утром не пришла на редакционное совещание и не отвечала по мобильному телефону, Майке поехала к ней домой. Вообще-то она уже давно должна была позвонить.

– Ну когда же придет папа? – спросила Луиза в десятый раз, и каждый из этих вопросов ранил Эмму прямо в сердце.

– В два часа. Через пять минут.

С того момента, как Эмма на час раньше, чем обычно, привела Луизу из детского сада, та, стоя на коленях на широком подоконнике кухонного окна с любимой мягкой игрушкой под мышкой, беспрерывно смотрела вниз на улицу. Она вертелась от нетерпения и, казалось, не могла дождаться того момента, когда сможет наконец уйти от нее. Это травмировало Эмму, пожалуй, больше, чем неверность Флориана.