Орхан Памук - Имя мне – Красный

Я проснулась, дрожа. В самом ли деле этот странный вопль мне приснился? Или в доме наяву звучали голоса, которые меня разбудили? Я никак не могла это понять и потому замерла в ожидании, покрепче прижав к себе детей. Не успела я подумать, что это все-таки был сон, как тот же звук раздался снова. Потом во дворе упало что-то большое. Камень?

Меня охватил ужас. А тут еще я услышала кое-что похуже – скрип половиц. Аллах, защити нас! Где Хайрийе, в какой комнате спит Кара, что с телом несчастного моего отца? Дети мирно спали.

Если бы такое случилось до свадьбы, я бы подавила страх, встала и, взяв на себя мужскую роль, сама бросила бы вызов всем джиннам и духам. А теперь я только затаилась и крепче обняла сыновей. Но во всем мире словно бы не осталось ни единой живой души – никто не придет на помощь мне и детям. Ожидая самого худшего, я начала молиться. Мне было одиноко, будто во сне. Потом я услышала, как во дворе открылась калитка. Не послышалось ли? Нет, точно открылась.

Я вскочила, сама не зная, что буду делать, набросила ферадже и выбежала из комнаты.

– Кара! – прошептала я, выйдя на лестницу.

Тишина.

Я надела первые попавшиеся туфли и спустилась вниз. Едва я вышла на двор, как свеча, которую я второпях зажгла от мангала, погасла. Дул резкий ветер, но небо было ясное; когда глаза привыкли к темноте, я увидела, что месяц неплохо освещает двор. О Аллах! Калитка была открыта. Я замерла на месте, дрожа от холода.

Почему я не взяла нож? У меня не было с собой ничего: ни подсвечника, ни деревяшки какой-нибудь. Я увидела, как открытая калитка тихонько покачивается сама по себе, и только потом услышала скрип – когда остановилась. Помню, я подумала тогда, что это похоже на сон. Однако я точно знала, что не сплю.

Из дома, откуда-то из-под крыши, донесся шорох, и я подумала, что это душа моего бедного отца пытается выйти из тела. Мысль о том, что душа отца испытывает муки, и огорчила меня, и успокоила. Если причина всех звуков – отец, сказала я себе, то бояться нечего, он нас не обидит. И все же так грустно было думать о душе, которая изо всех сил старается вырваться из тела и устремиться ввысь, что я стала молить Аллаха помочь отцу. Потом я решила, что отец защитит не только меня, но и детей, и мне стало полегче. Если за калиткой сейчас притаился злодей, замышляющий дурное, то пусть он боится разгневанной души моего отца!

Тут я подумала: а не Кара ли причиной тому, что душа отца гневается? Не собирается ли отец причинить ему зло? Где Кара сейчас? В этот самый миг я увидела его: Кара стоял на улице недалеко от калитки и с кем-то беседовал. Я остановилась.

На другой стороне улицы, среди деревьев пустого сада, какой-то человек что-то говорил Кара. Едва услышав его голос, я сразу поняла, что именно он издавал те вопли, которые мне слышались во сне. Как же я раньше не узнала Хасана? В его голосе звучали слезы и мольба, но в первую очередь – угроза. Я стала издалека прислушиваться к разговору. Они спорили о том, у кого из них на меня больше прав.

И тут я поняла, что осталась с детьми одна-одинешенька. Мне казалось, что я люблю Кара, но, по правде говоря, я только лишь хотела его любить. А тоска в голосе Хасана и его боль, которую я сразу же почувствовала, жгли мне сердце.

– Завтра я приведу сюда кадия, янычар и свидетелей, которые поклянутся, что мой брат жив и по-прежнему сражается в горах с персами, – говорил Хасан. – Ваша свадьба незаконна. Вы занимаетесь прелюбодейством.

– Шекюре была женой твоего покойного брата, а не твоей, – сказал Кара.

– Мой брат жив, – гнул свое Хасан. – Есть свидетели, которые его видели.

– Он не возвращается с войны уже четыре года, и поэтому сегодня утром кадий Ускюдара развел Шекюре. Если твой брат жив, пусть свидетели расскажут ему, что он больше не женат.

– Шекюре не может снова выйти замуж, пока после развода не пройдет месяц. Это противоречит исламу и Священному Корану. Как отец Шекюре мог согласиться на такое бесчестье?

– Эниште-эфенди тяжело болен, того и гляди умрет. А разрешение на брак дал кадий.

– Это вы с Хайрийе отравили старика?

– Мой тесть весьма опечален твоим неблаговидным поведением по отношению к Шекюре. Если твой брат и в самом деле жив, он тоже может спросить с тебя за твои непотребства.

– Это все ложь. Шекюре напридумывала небылиц, чтобы сбежать от нас.

Из дома послышался крик – Хайрийе. Потом закричал Шевкет, их голоса слились в один. Я, сама того не желая, тоже вскрикнула от испуга и, не соображая, что делаю, бросилась в дом.

Шевкет сбежал по лестнице и выскочил на двор.

– Мама, дедушка холодный как лед! – заходился он. – Дедушка умер!

Я подхватила его на руки, прижала к себе. Хайрийе продолжала голосить. Ее вопли слышали и Кара с Хасаном.

– Мама, дедушку убили, – сказал Шевкет.

Его слова прозвучали очень отчетливо. Услышал ли их Хасан? Я прижала Шевкета к себе еще крепче и, не поддаваясь смятению и страху, унесла его в дом. На лестнице стояла Хайрийе; она спросила, как получилось, что мальчик проснулся и смог незаметно выйти из комнаты.

– Мама, ты обещала, что не уйдешь, – заплакал Шевкет.

Мыслями я была там, на дворе, вместе с Кара. Поглощенный разговором с Хасаном, он даже не подумал закрыть калитку. Поцеловав Шевкета в щечку, я еще раз прижала его к себе, вдохнула его запах, погладила по головке, передала на руки Хайрийе и прошептала:

– Идите наверх.

Они ушли, а я вернулась на двор и встала в нескольких шагах от калитки, там, где, как я думала, Хасан не должен меня заметить. Но то ли он перешел на другое место, то ли вообще вышел из сада и спрятался за деревьями на улице, – во всяком случае, он явно меня заметил, потому что стал обращаться теперь и ко мне. Я чувствовала раздражение, но не потому, что это вообще не очень приятно – разговаривать в темноте с человеком, чьего лица ты не видишь; слушая его обвинения, я понимала, что он прав, и чувствовала себя виноватой – точь-в-точь как бывало каждый раз, когда я спорила с отцом. Мало того, я с грустью понимала, что люблю человека, который все это говорит, и оттого злилась еще больше. Аллах, помоги мне! Ведь любовь должна быть не тропой напрасных страданий, а путем к Тебе, разве не так?

Хасан заявил, что мы с Кара, сговорившись, убили отца. Он слышал, что сказал мальчик; теперь все ясно как день: мы совершили страшное преступление, за которое нам гореть в аду. Утром он пойдет к кадию и все ему расскажет. Если я невинна, если на моих руках нет крови отца, тогда он, Хасан, заберет меня с детьми к себе домой и будет нашим опекуном, пока его брат не вернется с войны. А если я виновна – что ж, женщина, которая коварно бросила мужа, проливающего кровь на войне, и без того заслуживает самого сурового наказания. Мы все это терпеливо выслушали, и на улице на несколько мгновений повисла тишина.