Анна Князева - Роман без последней страницы

– Па-а-ап…

– Иди к себе. Мне нужно одеться.

Дайнека вышла за дверь и отправилась в свою спальню. К ней заглянул отец и удивленно спросил:

– Ты еще не одета?

– А мы куда-то идем?

– Недалеко, – он уточнил. – Впрочем, можешь пойти в тапках.

Дайнека недоуменно застыла, пытаясь постичь смысл его слов. Он же взял ее за руку и потянул за собой. Они вышли на лестничную площадку, отец подошел к соседской двери, достал ключ, после чего открыл ее и зашел внутрь. Дайнека вслед за ним перешагнула порог, намереваясь поинтересоваться, как он смеет заходить в чужую квартиру без спроса.

Вячеслав Алексеевич жестом велел ей помолчать, взял за руку и повел в дальнюю комнату, где обычно никто не жил. Комнаты Нины и Эльзы Тимофеевны располагались в противоположной части квартиры. Распахнув дверь, он велел дочери зайти внутрь.

У окна стоял большой стол, на котором размещались три монитора. В креслах у столов сидели три человека. Все трое – мужчины. Все в темной одежде. У каждого из них на голове были наушники.

– Что это? – Дайнека потопталась на месте, потом указала рукой. – Кто это?

Вячеслав Алексеевич подошел к одному из сидящих и снял наушники. Тот обернулся и резко встал. Вслед за ним подскочили другие.

– Все, ребята. Спасибо. Работа закончена, – сказал Вячеслав Алексеевич. – Все свободны.

Один за другим они сложили на стол наушники и вышли из комнаты.

Отец сел в одно кресло, в другое села Дайнека. Ее взгляд перебегал с одного монитора на другой, с другого – на третий. На всех трех экранах отображалась их квартира.

– Ты мне объяснишь? – спросила она.

Отец повел рукой и спокойно сказал:

– Как видишь, за тобой велось наблюдение.

– Зачем?

– А как еще я мог тебя защитить?

– Это они заходили в нашу квартиру?

– Им приходилось там появляться. Что-нибудь постоянно ломалось.

– А почему приходили все трое?

– Времени было мало. Один – камеру проверяет, другой микрофон…

– Они не только смотрели?

– Слушали твои разговоры.

– Кто все это организовал?

– А как ты думаешь? – Отец склонил голову и выжидающе смотрел на нее.

– Ты?

Он повторил:

– Как еще я мог тебя защитить?

– Ясно, – она сказала так не потому, что ей действительно все было ясно, а потому, что кроме этого сказать ей было нечего. – Но Нина… – Дайнека готова была расплакаться. – Нина как на это пошла? Эльза Тимофеевна… Они с ума посходили?

Вячеслав Алексеевич стоически переносил ее возмущение.

– Они любят тебя и желают тебе добра. Им несложно было понять серьезность угрозы.

– Она реально была?

– Я говорил, что отказался от отпуска. Так вот… Я не отказался.

– И ты все это время торчал здесь?

Он кивнул.

– Здесь, и не только.

– Еще где?

– Понимаешь… – Он встал, сунул руки в карманы брюк и начал ходить по комнате. – Об этой истории я знаю намного больше тебя. И уж точно больше, чем знает Крюков. Как ты и говорила – все завязано на романе, точнее на оригинальной рукописи Леонида Левченко, которую теперь все наперегонки ищут.

– Почему наперегонки? – поинтересовалась Дайнека.

– Потому что она всем нужна. – Он отмахнулся. – Долго рассказывать. Сначала расскажу о другом… Рукопись ищет не только Ефременко. Кто именно, пока не известно. Возможно, речь идет о наследстве. Хотя в случае с Ефременко в это трудно поверить. Ему и так принадлежит пол-Москвы и еще черт знает сколько разной недвижимости по всему миру. Возможно, он желает определить степень родства с каким-нибудь человеком. В чем заключается интрига этого дела, еще предстоит разобраться. Однако и в том и в другом случаях речь идет об информации про его родственников. И если говорить о родственниках первой линии, это в первую очередь – мать, которой давно нет в живых. Во-вторых, отец, которого, как мы вчера слышали, убил Проня Исаев. Остался только родной брат по отцу, сын Манечки Кустовой, в девичестве Левченко. Других братьев у Семена Ефременко не было.

– Но ведь Проня говорил, что за время войны у председателя в деревне много детей родилось.

– В романе об этом ничего нет. Зато про Манечкиного Митеньку все очень подробно. И если предположить, что в оригинальной рукописи есть что-то важное и это не попало в роман Тихонова, становится ясно, зачем Ефременко ее ищет.

– Прохор Федотович вчера сказал, что Маня вместе с сыном ушла из села и пропала. Больше ее никто не видел.

– Да, это сильно усложняет задачу… – Отец потер подбородок. – Черт… Побриться не успел. Впрочем, сегодня мне не надо на работу.

Дайнека улыбнулась.

– И мы весь день пробудем вдвоем?

– Если ничего не случится.

– Не надо меня пугать. Я и так все время чего-то жду…

– Чего-то плохого?

– Уж точно не хорошего, – мрачно заключила она.

– Я только о том и думаю, как разобраться во всей этой неразберихе с деревенскими родственниками. После смерти Савицкого Верка переехала в Шало. Там получила на сына метрику. Записала его рожденным в Шало и на свою фамилию – Ефременко. Возможно, потому, что боялась, что из-за отцовской фамилии гнев чистовитинских мужиков обрушится на мальчишку. Позже, когда она вторично вышла замуж, дала ему отчество отчима – Михайлович. Так Семен Андреевич Савицкий стал Семеном Михайловичем Ефременко. – Отец не по-доброму усмехнулся. – Чем больше узнаю про этого человека, тем больше им восхищаюсь.

– Что значит восхищаешься? – удивилась Дайнека. – Совсем недавно ты говорил, что он преступник.

– Это я так… Как говорится, ради красного словца. Считай, что слово «восхищаюсь» окрашено негативно.

Дайнека смотрела на него с восторгом.

– Я просто горжусь тобой. Как ты умеешь сказать!

Он снова обнял ее.

– Просто ты моя дочь. И ты меня любишь. – Вячеслав Алексеевич задумался, потом произнес: – Казалось бы, с такой репутацией сядь и затаись. А он рвется в политику. И ведь у него получается. Одной ногой он уже там.

– Ему семьдесят. Одной ногой он уже… сам знаешь где.

Отец похлопал ее по плечу.

– Вчера мы с тобой видели пример долголетия, так что, кто знает, сколько ему отпущено. Может, он проживет еще лет тридцать пять. Знаешь, бывшие деревенские дети, несмотря на голод, тяжелый труд и лишения, живут, как правило, долго.

– Думаешь, Митенька тоже жив?

– А почему бы и нет?

Она чуть-чуть помолчала и, не поднимая глаз, тихо сказала:

– Папа, прости меня, не могу не спросить. В квартиру Тихонова в ночь убийства приходили те, кто только что был здесь?

– Нет.

– Это точно?

– Я тебе когда-нибудь врал?

Даже будучи абсолютно уверенной в том, что отец говорит правду, Дайнека насмешливо улыбнулась.

– Последние две недели ты только и делал, что обманывал меня.

– Не обманывал, а вводил в заблуждение. Путал следы, как заяц по снегу. – Вячеслав Алексеевич подкатился поближе и обнял ее, не вставая с кресла.