Уилл Фергюсон - 419

Ннамди расхохотался — как тут не расхохочешься? Игбо Джо опровергает все известные законы гравитации. Поблизости кутили другие шофера; впрочем, до искреннего рвения Джо, мигом позабывшего свою нелюбовь к северу, им было далеко. Они сидели плечом к плечу вокруг мерцающих углей, жевали баранину с кости и запивали свою удачу просяным пивом. Ннамди слышал обрывки йоруба, глядел, как мерцает и гаснет пламя, как один за другим отрубаются мужчины. Пусть луна расскажет ему сказку.

— Эгберийо, — прошептал он в ночь, и просьба его всплыла в небеса и там растворилась.

Накануне ночью, пока Джо спал, Ннамди кидал камушки. Послание было ясное и сбивало с толку: «Что-то надвигается». Но ничего не случилось.

Когда Ннамди слез с капота и пошел вдоль «Мечтать не вредно», весь мир уже спал.

Весь, да не весь. Что-то шевельнулось в тенях.

Ннамди шагнул меж грузовиков, улыбнулся.

— Это что у нас тут такое? — осведомился он.

Девушка — в глазах ужас, напугана, озирается, хочет бежать. Она подкрадывалась к кострищу и отступила, когда приблизился Ннамди.

В лунном свете — шрамы, тонкие, красивые, на лбу, вокруг рта, лучами возле глаз.

— Фула? — спросил он.

Она покачала головой.

— Хауса?

Нет. Как объяснить, что она из хауса, но не хауса, из маленького отряда всадников, когда-то они пересекали пустыни, возили золото и пряности, соль и рабов, ладан и мирру. Как объяснить, что когда-то от них прятались за стенами.

— Ина со ин чи, [37] Я хочу есть ( хауса ). — прошептала она; он подходил, она пятилась. — Рува. Шинкафа. [38] Вода. Рис ( хауса ). Ина со ин чи…

— Извини, я не знаю… Кеду ка иди? [39] Зд.: Привет ( игбо ). Понимаешь на игбо? — Хауса — язык севера, но все-таки игбо — язык торговли, и Ннамди наскреб слов: — Кеду афа ги? Ахам бу Ннамди. [40] Как тебя зовут? Меня Ннамди ( игбо ).

Она снова покачала головой:

— Бан фахимта ба. [41] Я не понимаю ( хауса ). — И затем: — Хауса?

— Нет, извини.

— Français? — спросила она. — Moi, un petit peu. [42] Зд.: По-французски?.. Я немножко умею ( фр. ).

Он покачал головой.

— Английский? — За время работы у шелловцев его акцент смягчился. — Английский? — спросил он. — Говоришь по-английски?

Чуточный кивок. Голос, по-прежнему тихий:

— Мало, немножко.

Его улыбка растянулась до ушей.

— Королевский, значит! Вы хотите есть, мисс? — Она была моложе его, но звать ее «сестрица» слишком фамильярно, «мэм» — слишком официозно. — Есть хотите? — повторил он, показав рукой: вот так отщипываешь кусок от клецки, вот так кладешь его в рот. — Еда?

Она не ответила, но Ннамди и так видел, что она оголодала. Забрался в кабину, выволок «мечту оккупанта», порылся.

— По-моему, у меня есть… Знаете пити? Это из Дельты. У моей матери гораздо вкуснее, но… Вот. Берите, берите. Я приберегал — теперь ясно зачем.

И он сунул ей в руки пити. Пюре из кукурузы и бананов, завернутое в листья.

— Немножко засохло. Купил в Геенне перед отъездом, но все равно. Садитесь, пожалуйста, прошу вас. — Он сел на подножку, пригласил девушку жестом.

Еда была сладкая, клейкая, и она ела отчаянно, запихивала в рот обеими руками, на все наплевав.

— Пити, — сказал он и улыбнулся. — Нравится?

— На-годе, — прошептала она. («Спасибо».)

Он открыл ей бутылку фанты, и она стала пить — медленно, чтобы не скрутило.

— На-годе, — повторила она.

— У меня на родине, у иджо, говорят «ноао». Значит «привет» и «спасибо». — Он улыбнулся. — Экономит время. Знаете Дельту Иджо?

Она потрясла головой.

— Трубопровод знаете? Нефть?

Она кивнула. Она шла вдоль трубопровода в Кадуну — бледно-зеленая бечева петляла по саванне.

— Ну вот, — сказал Ннамди. — Если пойти по нему на юг, там будет наша деревня. Я живу на другом конце трубы.

— Аквай ниса? [43] Это далеко? ( хауса ) — Могла бы и догадаться. Лицо у него темно блестело, будто в кожу впиталась нефть. А у нее лицо — как старая глина, цвета пыли, песка и саванны.

— Вы, наверное, не наелись, — сказал Ннамди. — У меня еще есть акара. Знаете? Пирог со сладкими бобами. Мы в Дельте едим. Погодите, я поищу.

Доев сладкие бобы и допив фанту, она отдала ему банку и благодарно поклонилась, отведя глаза, как и полагается. Но когда она встала, окоченелость ее спины, медлительность походки выдали ее. Лишь тогда Ннамди заметил ее живот, непропорционально огромный при столь хрупком исхудавшем теле.

Игбо верят, что мы рождаемся с двумя душами. Отец рассказывал. У иджо похожие верования. Когда умираем, одна душа покидает нас, другая идет дальше. Эта вторая душа прилепляется к кому-нибудь, защищает его и сама защищена. Ннамди поглядел на девичьи ступни, загрубелые, грязные.

— У тебя есть семья? — спросил он. — Муж, отец?

Она покачала головой. Одни дядья.

— Куда ты пойдешь?

— Ина со ин дже… — начала она, затем перефразировала по-английски: — Я надо… я надо далеко.

— Могу подвезти, — сказал он, — очень далеко. Ты устала, дитя. Может, передохнешь? Пойдем.

Она замялась, и он улыбнулся:

— Плохого не случится, я обещаю.

Замечательная у него улыбка, у этого мальчика. Хоть он и блестит, как нефтяные ручьи. Если человек улыбается так, можно рискнуть и довериться ему.

Ннамди распахнул дверцу, забросил себя внутрь. Девушка не приближалась.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Амина, — сказала она, позаимствовав имя у королевы Зарии, у ее стен.

— А меня Ннамди. Видишь? Мы теперь знакомы, так что можешь войти. Я тебе уступлю сиденье. Пружины разболтались, но все равно удобно. — Он столкнул на пол пустые бутылки из-под фанты и обертки от лоточной еды, смущаясь этого бардака. — Я вынужден извиниться. К нам редко захаживают гости. Мы, видишь ли, оба холостяки. По природе неаккуратны. — Он расправил свое потрепанное одеяло. — Иди сюда, дитя. Отдохни. — И сунул голову за занавеску: — Джозеф, подвинься!

Она застыла. Не сообразила, что в кабине есть кто-то еще.

Ннамди оглянулся, прочел ее тревогу.

— Не волнуйся. Он пьяный вдрызг. — И показал: сунул большой палец в рот, как бутылочку новорожденного, посопел, изобразил отрыжку. — Пьяный, понимаешь?

Хотел ее рассмешить, но она только разнервничалась. Стояла у двери, не подходила, вот-вот убежит.

— Не волнуйся, он мирный. — И Джо: — Подвинься, Джозеф!

В ответ лишь жалобное ворчание.

— Игбо Джо, ну-ка, двигайся!

— Ссаки отсоси. — И Джо перекатился на бок.

— Окороти язык, с нами дама.

— Дама?

— Вот именно, Джо. Дама.

— Я устал, забирай ее себе. И меня зовут Джошуа, а не Джозеф. И я ибо, а не игбо.

В конце концов Ннамди удалось отпихнуть Джо подальше и втиснуться рядом на койку. Он прошептал девушке «спокойной ночи» и задернул занавеску.