Уилл Фергюсон - 419

А теперь опять сидит за столом, опять индексирует чужие жизни.

— Тебя я люблю.

Почему он так сказал?

В начале типичной рецептурной биографии бабушка и дедушка объекта прибывают из Англии/Ирландии/Германии/Советского Союза; затем описываются их скромные истоки — они лавочники/фермеры/шахтеры, которые «и вообразить не могли» (и так поступают все предки — живут себе и не воображают), что однажды их внук/дочь/сын вырастут и станут всемирно известными/общепризнанными/скандальными спортсменами/певцами/политиками/торговцами смертью.

В биографиях звезд все это, естественно, еще самодовольнее и начинается обычно с ключевой публичной сцены. «Я сидела в зале, со сцены прозвучало имя [главной соперницы] получившей премию за лучший женский дебютный альбом Р-энд-Б и кантри, соло; я глотала слезы и думала о том, что, если взаправду хочу вырасти как личность, мне придется с нуля создавать себя как певицу/женщину/торговку смертью». Но затем и они переходили к линейной хронологии. «Сначала произошло то, потом это».

Однако память человеческая — саламандра; шныряет туда-сюда, невозможным слаломщиком мечется по стенам и потолкам. Цветовая рябь, в один миг появляется и исчезает, оранжевая голова, за ней текучее синее тельце. Приснилось? Скорее воспоминание, чем сон.

Из человеческой памяти не рождается линейных историй. Воспоминания сминаются. Теснятся, свертываются. Не хронологически выстраиваются, а толпятся тематически. Предательство. Амбиции. Сожаление. Смятение.

Для начала, едва получив рукопись, Лора составляла временную шкалу — выудить противоречия, выстроить события как полагается. Но события, происходившие после гибели отца, ее редакторским талантам не поддавались. Тасовались, путались. Перекрещивались. Сливались: красное и синее составляло новые оттенки, странную мешанину.

Как Лора ни старалась, они не выстраивались линейно. Не дьявол в деталях — дьявол и есть детали. Организовать панихиду. Позвонить родственникам. Написать некролог. А от мамы толку чуть — совсем окаменела.

Где-то по ходу дела отец обратился в пепел.

Что до некролога…

— Ты же у нас журналистка, — сказал Уоррен, упорствующий в своих ошибках. (Сколько ни объясняй, кем она работает, он не желал понимать.)

— Я не пишу, я редактирую.

— Да неважно. Некролог напиши, ага?

Странный это жанр, некрологи. Жизнь суммирована и заряжена словом. Что выкинуть? Что оставить? Полное имя усопшего — само собой, за ним семафорными сигналами аббревиатуры — образование. Диплом. Награды. Преподавательский сертификат (промышленный дизайн), Атабаскский университет. Перечислить детей, упомянуть вдову/вдовца (если имеется). Адрес и время проведения панихиды. Пожертвования вместо цветов. Цветы вместо гостей. Цитата из кого-нибудь помудрее и посентиментальнее. «Всему свое время, и время всякой вещи…» [5] Екк. 3:1. Некрологи не пишутся — они конструируются.

— Это что вообще значит? — Некролог, который сестра поместила в газете, Уоррена немало озадачил. — Да восторжествуют небеса, хотя бы и рухнуло правосудие?

— Папа так сказал — написал, очень давно.

Может, и не писал вовсе; может, это она сочинила. Но все равно послание. От отца.

Результаты вскрытия сержант Бризбуа доставил лично, из уважения сунув фуражку под мышку. Сам прочел, едва они поступили из судмедэкспертизы. Причина смерти: «Травма от удара тупым предметом». («Да что вы говорите».) О том, что на Огден наследил только «олдсмобиль», как и о том, что расследование углубляется, он не помянул.

— Алкоголя в крови не было, — сказал Бризбуа родным погибшего. — Никаких наркотиков, никаких признаков сердечного приступа. С сердцем у него все было в порядке.

А Лора услышала: «У него было доброе сердце». Услышала: «Он был хороший человек».

Когда умерла Лорина бабушка, по миру не пробежало и ряби: она не скончалась — испарилась. А со смертью отца все перемешалось, все криком кричало, требуя внимания, как Уорреновы близняшки. Лора занималась похоронами, Уоррен — деньгами, звонил в страховую, не желал ждать, одного за другим оскорблял менеджеров, поскольку платежи и процедуры представлялись ему «неприемлемыми».

Тут-то они и заподозрили неладное.

«Дополнительное покрытие по страховке ваш отец оформил совсем недавно. Оно не применимо».

Так сказали в страховой Лориному брату. («Мелкий шрифт читай, болван».) Как выяснилось, за неделю до аварии отец увеличил выплаты по страхованию жизни, премия — в два с лишним раза больше. Но увеличения премии требовалось ждать полгода.

Мать переехала к Уоррену в Спрингбэнк, наконец смирившись с тем, что отец а) не позвонит и не скажет, что все это ужасная галиматья, и б) никогда не вернется домой. (Даже на кремации она ждала, что он в любую минуту появится; лишь после панихиды, уже на поминках, за треугольными сэндвичами с яичным салатом она поняла, что овдовела.) Дом Уоррена стоял в тупике среди других тупиков, и мать, с собой захватившая самый минимум для одной ночевки, целыми днями ходила во фланелевой ночной рубашке. Лора забирала мамину почту, перетягивала резинкой, складывала у себя дома возле аквариума.

— Почта может и подождать, — говорила она маме.

Но почта ждать не могла.

Страхование жизни. Яичный салат. Последние уведомления. Вместо цветов. Границы событий размывались, события сливались, происходили одновременно — но независимо. А потом банкомат в торговом центре проглотил мамину кредитку, и все переменилось.

Уоррен повез мать к Лоре — хоть фланелевую ночнушку снимет. Высадил возле ТЦ «Северный», а мать зашла в банк снять денег — хотела повести Лору обедать. Совместный счет с мужем — мать ввела ПИН-код, но банкомат отказался выдать ей денег или хотя бы вернуть карту. Взял карту в заложники, только и сказал: «ОБРАТИТЕСЬ К КАССИРУ».

Но Лорина мать предпочла бежать. Боковым входом, мимо аптеки и турагентства, в вестибюль Лориного дома, в отчаянии вдавила кнопку звонка.

— Лора, это мама. Пожалуйста, спустись.

Они вместе вернулись в банк и позвали менеджера.

— Это какая-то ошибка, — сказала Лора, прибегнув к изъявительному, но отчетливо понимая, что сослагательное было бы уместнее.

Банковский клерк был пухл и молод — розовая кожа, умытая «Клерасилом», и слишком тугой узел галстука под набрякшей шеей. Он предъявил им банковскую выписку. Баланс — ($ 189 809,51).

— А что означают круглые скобки? — спросила Лора, хотя от подозрения уже подташнивало.

— Чего?

— Скобки, — сказала она. — Вокруг суммы. Объясните.

Клерк заморгал.

— Это значит, что баланс негативный. Вы что, не получали уведомления? — Повернулся к Лориной матери. — О неуплате? По жилищной ссуде?