Сергей Сибирцев - Привратник 'Бездны'

Меня Создатель одарил редким таинственным волшебным земным недугом сумасшествием влюбленного...

Пораженное любовью существо, испокон веков считается не от мира сего.

И если порядочный сумасшедший не догадывается о своем анормальном поведении среди сонма себе подобных, полагая, что как раз окружающие безнадежно неоперабельны. То влюбленный дурень, вроде меня, натолкнувшись на дне собственного лотка-сердца заскорузлым оциниченым пальцем на солнечно бликующую фракцию, тотчас же прилепившуюся к его холодному ногтю-разуму, попытался в начале попросту иронически проигнорировать сие чужеродно-весеннее странно увесистое искрящееся вкрапление...

... Советская (конца семидесятых), уютно застойная, Москва, неторопливо облачась в мягко-серую прохладу, по вечернему подшумливала, фырчала спешащим личным автотранспортом (разумеется, прежде всего, отечественных марок: "жигули", "москвичи", малолитражки, редкие частные "волги", изредка "нивы"), пестрела ненавязчивыми неоновыми вывесками, - по субботнему слегка нервничала, примеряя галстуки и прически, улыбки и вздохи, пиджаки-блузки и надежды на... на что-то, пусть и привычное, но ожидаемое очень долго - целую рабочую осточертевшую неделю.

Осеннее шафрановое яблоко солнца, несшее прощальное светоозарение скоротечному столичному дню, не задерживаясь на починенных, подкрашенных, подлатанных маловысотных крышах, унизанных рогульками телеантенн, катилось, милое, торопилось дальше к европейским братьям по социалистическому лагерю.

Хилый, в сущности, химерный барьер-кордон в виде жилищ и жителей праславянского и прокоммунистического блока перед сытыми, сплошь благоустроенными, сплоченными, упорядоченными минилегионами капиталистических обывательских минидержав...

Сгущались сумеречные столичные переулочные тени, незаметные и почти бесшумные, вроде кошки бродячей... ласково урчащей у самой бровки тротуара, зазывно не смаргивающей изумрудным зраком, призывно поблескивая освеженным, еще не пропыленным, только-только выгулянным туловищем... таксомотора.

Насчет примерещившегося зеленоглазого уличного существа я подумывал уже и вслух пошутить, как уличный мягкий мрак проглотили враз и не спеша, кобры холодных уличных фонарей. В предупреждающей стойке приклонили они свои ртутно-тяжелые расплющенные головы и негреющим холодным светооком обозревали оживленное, при выходном параде, выгуливание "выходных" москвичей, многочисленных гостей, и просто транзитных пассажиров.

Моя юная спутница, слегка поеживалась, и, приподняв ладное неразношенное плечо, придерживала узкий ремень сумки с "дарами" колхозными. Другую руку, вяло подергивая, пыталась высвободить из пригретой, в меру мужественной, ладони сопроводителя.

А сопроводитель не поддавался, и вел ее, - ну совсем как свою старинную подружку! И вдобавок продолжал спокойненько пудрить симпатичной студентке мозги собственными киноведческими эссе о сто лет назад просмотренных импортных фильмах!

Впрочем, я почти физиологически ощущал озябжесть моего милого неверного капризного товарища, которого я желал бы согреть сейчас же, а вместо этого, стоически припрятывал вроде как призабытую нервную молодецкую дрожь. Или, все-таки и меня пробрал свежий, приправленный бензиновыми выдохами, столичный вечерний воздух...

Да, давно не наблюдал за собою подобного бессердечия и мальчишеского нахальства...

И, разумеется, невоспитанно сникшая спутница решилась на решительный разговор, который, разумеется, я предвидел, но который все равно довольно ощутительно покоробил мое дуболомное самолюбие. В особенности, после того, как она, собравшись с духом, вновь попыталась выдернуть свою прелестную лапку, одновременно негодующе приостановившись:

- Послушайте, Владимир! Вам не кажется... Вас дома не потеряли?

- Что? Ах вы полагаете... Так можно позвонить, предупредить. И потом, вечер только начинается. И меня никто не ждет. В нашем распоряжении целый субботний вечер...

Придерживая вышеупомянутое не сдвигаемое самолюбие, я с профессиональной легкостью сотворил на лице нечто улыбчивое, располагающее к доверительности.

А вот с глазами моими дело обстояло посложнее. Я почти не смаргивал, и в них наверняка проскакивали от проезжающих авто холодные зеленые искры.

Мои глаза тянулись к незнакомке и совсем по-юношески потрухивали.

И, видимо вследствие этой амбивалентности, через них просачивалась неуместная сейчас усмешливасть, делавшая мои умудренные очи, несмотря на их положительную статичность (вынужденную припрятываемую пришибленность, растерянность), вальяжно покачивающимися, зыбковатыми...

Я видел эти мужские, с тяжеловатой поволокой, глаза как бы со стороны, - весьма немужественное, глуповатое зрелище представляли они. Уж очень они были себе на уме...

Странно, но я ожидал благожелательной ответной реплики.

И, разумеется, отыскать в этих уверенно колыхающихся бутылочных глазах, какую-либо моральную поддержку, моя незнакомка не захотела, не сочла нужным. Она просто отвернула взгляд на проезжую, равнодушно спешащую часть улицы, и, пристукивая цельнолитым каблучком, сотворила отменно вежливый монолог-отлуп:

- Вы там звоните, предупреждайте, пожалуйста. У вас впереди целый вечер. А мне, знаете, пора. Вот. И спасибо за ваше шефство...

И вернувшись взглядом ко мне, вальяжному остолопу, не преминула совершенно по-девчоночьи заметить:

- Что вы смотрите, как на маленькую? - и снова безуспешно попыталась выдернуть плененную ладошку.

- Слушайте, отпустите, мне больно! И вообще, я не привыкла так. Вот, наконец-то... И таких разглядываний не люблю.

И, скользнувши отвердевшими чужеватыми зрачками по нижней части моего портрета, почти благожелательно проронила:

- Ну, до свиданья, - и, не дожидаясь благовоспитанной ответной реплики, легко зашагала прочь.

... И вновь безумный безуведомительный провал в бездонный временной разъем. Вновь утянула меня неисповедимая будущая новейшая реальность в некую свою магическую мертвящую щель, в которой живут-жируют живые Ба...

Вновь я в нынешней очаровательно чахлой либеральной действительности, кем-то бережливым схороненный (надеюсь, что не погребенный заживо) в бетонном удушливо затхлом закуте, - вероятно, в качестве ценного заложника...

А в голове, в каких-то полутемных предполуночных закоулках все еще бродили (доисторические!) странноватые нетипичные персонажи-эпизоды уличного приключения с особой, очаровательного неиспорченного свежего абитуриентского возраста, со всеми присущими этим чудесным привередливым глупым годам причудами и вредностями...

Причуды и вредности, присущие именно только ей, моей будущей, горячо возлюбленной супруге...