Филлис Джеймс - Череп под кожей

– Значит, это был Саймон. Бедный Саймон! Где он сейчас?

– У себя в комнате. В полной безопасности, уверяю вас. Разве вы не хотите узнать, что произошло?

– Но он не мог это спланировать! Только не Саймон. Он не мог задумать такое.

– Спланировать – нет. Задумать? Откуда нам знать, что он задумал? Она все равно мертва, что бы он ни задумал, не так ли? Он рассказал мне следующее: она пригласила его к себе в комнату, он собирался сказать, что хочет поплавать, надел плавки под джинсы, дождался, пока прошло полчаса с тех пор, как она отправилась отдыхать, потом три раза постучал в дверь. Она впустила его и сказала, что хочет кое о чем поговорить с ним. Понятно, о чем. О себе. Разве Кларисса когда-нибудь выражала желание говорить о чем-то еще? Он, бедный дурачок, решил, что она собирается сообщить ему о своем решении оплатить его музыкальное образование и дать ему денег на обучение в Королевском колледже.

– Но почему Саймон? Почему он?

– Ах, сомневаюсь, что мы когда-нибудь это узнаем. Но могу сделать предположение. Клариссе нравилось заниматься любовью перед спектаклем. Быть может, это придавало ей уверенности в себе, быть может, таким образом она выпускала пар. А может, она знала только один способ избавиться от навязчивых мыслей.

– Но Саймон! Этот мальчик! Она не могла возжелать его!

– Быть может, и нет. Быть может, на этот раз ей захотелось просто поговорить и побыть в обществе другого человека. И при всем уважении к вам, моя дорогая Корделия, для этой цели она никогда не искала общества женщины. Но она, вероятно, думала, что окажет ему услугу не только как мачеха. Кларисса была не способна поверить, что найдется мужчина, во всяком случае нормальный мужчина, который не захочет ее, если у него будет возможность вступить с ней в связь. И надо отдать ей должное: представители пола, к которому принадлежу и я, не разубедили ее в этой мысли. И разве можно было найти лучшее время, чтобы начать курс эксклюзивного обучения Саймона, чем в теплый день после великолепного – тут я не могу не похвалиться – обеда? Конечно, ей захотелось новых ощущений и понадобилось отвлечься от предстоящего спектакля. Да и кто еще из мужчин был поблизости? Джордж – бедный рыцарь, болван, который готов был костьми лечь, лишь бы защитить ее репутацию. Но я полагаю, что он не притронулся к ней с тех пор, как узнал, что она наставляет ему рога. Я в этом плане бесполезен. А Уиттингем? Что ж, Айво уже вкусил свое. И разве можно представить, что она захотела бы его, даже если бы у него хватило сил? Это было бы все равно что ласкать иссохшую кожу смерти, ощущать на языке вкус смерти, чуять запах разложения. Учитывая потребности дражайшей Клариссы, кто еще, если не Саймон?

– Но это ужасно!

– Вы так говорите только потому, что молоды, красивы и нетерпимы. В иное время иному юноше это не повредило бы. Возможно, он даже поблагодарил бы ее. Но Саймон Лессинг мечтал о другом образовании. Кроме того, у него романтическая натура. То, что она прочла в его глазах, оказалось не желанием, а отвращением. Разумеется, я могу ошибаться. Возможно, она не продумала все как следует. Клариссе это было не свойственно. Но она попросила его зайти к ней. И он пришел, как я когда-то приехал к своему дяде.

Она спросила:

– И что случилось? Как вы узнали?

– Я солгал Грогану насчет времени, когда я вышел из комнаты. Я переоделся очень быстро, так что без двадцати два уже проходил мимо двери Клариссы. В тот самый момент оттуда выглянул Саймон. Встреча была неожиданной. Мы уставились друг на друга. У него был жуткий вид – мертвенно-бледное лицо и остекленевшие глаза. Я подумал, что он вот-вот потеряет сознание, толкнул его обратно в спальню и запер дверь изнутри. На нем были только плавки, а рубашка и джинсы валялись на полу скомканные. Кларисса же лежала на кровати, раскинув руки. Она была мертва.

– Откуда вы знаете? Почему вы не позвали никого на помощь?

– Моя дорогая Корделия, вероятно, я веду уединенный образ жизни, но могу определить, что передо мной покойник. Я проверил. Прощупал пульс, провел уголком носового платка по глазному яблоку – неприятная процедура. Никакой реакции. Он ударил ее по голове шкатулкой с драгоценностями и размозжил ей череп. Шкатулка так и осталась там лежать. Как ни странно, крови было очень мало: небольшое пятно на предплечье – там, куда попала кровь, и тоненькая струйка под левой ноздрей. Кровь почти высохла, когда я увидел Клариссу, хотя она скончалась около десяти минут назад. Казалось, будто рваная рана обезобразила кожу над ее открытым ртом. Это последнее унижение, с которым никто из нас ничего не может поделать, – нелепый вид на смертном одре. Она пришла бы в ярость, увидев это! Но это вы и сами понимаете. Вы ее знали.

– Вы забыли, – заметила Корделия. – Я видела ее после. Я видела ее, когда вы разделались с ней. Тогда она уже не выглядела нелепо.

– Бедная Корделия! Мне очень жаль. Я бы избавил вас от этого зрелища, если бы только мог. Но я подумал, что это будет выглядеть подозрительно, если я поднимусь пораньше и разбужу ее сам. Кое-что из популярных книг я усвоил. Никогда не стоит оказываться на месте того, кто обнаружил тело.

– Но почему? Он объяснил почему?

– Не вполне связно. К тому же тогда я больше думал о том, чтобы увести его и обсудить последствия этой встречи с психологической точки зрения. Однако ни один из них не получил то, что хотел. Она, должно быть, увидела стыд и отвращение в его глазах. А он разглядел в ее взгляде намек на крушение всех своих надежд. Она принялась насмехаться над ним из-за его сексуальной несостоятельности и сказала ему, что он так же бесполезен, как и его отец. Думаю, именно в тот момент, когда она лежала полуголая на кровати с улыбкой и издевалась над ним и его покойным отцом, стирая в пыль все его надежды, он и потерял контроль над собой, схватил шкатулку с драгоценностями – единственный тяжелый предмет, оказавшийся поблизости, – и опустил на голову Клариссе.

– А потом?

– Вы не догадываетесь? Я подробно объяснил ему, как поступить. Сочинил для него версию событий, которую он и рассказал полиции. Он должен был сообщить, что после обеда отправился поплавать, как и сказал всем нам. Он бродил по пляжу где-то в течение часа после окончания обеда и только потом вошел в воду. Он отплыл от задней части замка примерно без четверти три, чтобы успеть переодеться к спектаклю. Я удостоверился, что он выучил все наизусть, отвел его в ванную Клариссы и смыл маленькое пятно крови. Потом вытер раковину туалетной бумагой и выбросил ее в унитаз. Я нашел вырезку. Это не отняло много времени. Было очевидно, что она хранилась либо в сумке, либо в шкатулке с драгоценностями. Потом я отвел его в соседнюю комнату и показал, как спуститься по пожарной лестнице из окна ванной, не касаясь перекладин руками. Он вел себя как покорный ребенок: послушно и исключительно спокойно. Я наблюдал, пока он спускался с лестницы со шкатулкой под мышкой, потом – как он подошел к обрыву и швырнул ее в море, как я его и учил. А если полицейским и удастся ее вытащить, они обнаружат, что роскошные драгоценности пропали. Я вытащил их и выбросил в море в другом месте. Простите, что не сообщаю вам, где именно я это сделал. Однако если бы полицейские обнаружили, что из шкатулки пропала только статья, это сыграло бы против нас. Потом он нырнул, и я смотрел, как он рывками погреб к западному гроту.