Андрей Кузнецов - Смерть на Параде Победы

«Ешкин кот! — подумал Алтунин, узнав новость. — Вот тебе и Назарыч!»

Никогда и ни за что не заподозрил бы он Семихатского в сотрудничестве с фашистами. Да и никто бы не заподозрил. Назарыча можно было заподозрить только в чрезмерной любви к водочке и более ни в чем. А была ли любовь к водочке на самом деле или это всего лишь часть маскировки? Свойский мужик, добродушный, не семи пядей во лбу… Интересно, что у них произошло с Джилавяном? Теперь уже и не узнать. Должно быть, Семихатский узнал о том, что в Управлении ищут немецкого агента или почувствовал неладное, у шпионов интуиция тоже развита хорошо, и решил отвести подозрения, то есть направить их на майора Джилавяна, которого ему так вовремя «подставил» Алтунин. Классика шахмат — жертва фигуры ради выигрыша инициативы. Неизвестно, продолжало ли искать шпиона Управление НКГБ, а вот сам Алтунин после исчезновения Джилавяна больше ни к кому не приглядывался. Раз исчез Джилавян, значит, — неспроста.

— Грош нам всем цена, как сыщикам, если мы у себя под боком шпиона проглядели, — в сердцах сказал Данилову Алтунин. — Хоть бы кто заподозрил…

— Некоторые, брат, и не в таких местах годами работают, — ответил Данилов. — В домоуправлении шпионам делать нечего…

— Тут ты ошибаешься, — со знанием дела возразил Алтунин. — В домоуправлениях шпионам самое место. Им там медом намазано и сверху сахарком присыпано. Домоуправление — это широкие контакты, близкое знакомство с паспортисткой, печать, возможность выписывать разные справки… Немцы нередко так делали — засылали первым делом «онкеля», так сказать, «дядюшку», который устраивался куда-нибудь в инстанции на мелкую должностишку, такую, чтоб биографию особо не проверяли, и начинал «племянничков» устраивать. Однажды начальнику штаба нашей тридцать первой армии водителя своего подсунули, представляешь? Специально убили старого, чтобы подсунуть своего. И не так вот, с бухты-барахты, а кружным путем, через штаб фронта… А ты говоришь — домоуправление.

— Что-то ты заговариваешься, Алтунин, — покачал головой Данилов. — Начал про домоуправление, а закончил водителем начальника штаба армии. Это как моя бабушка говорила: «Где имение, а где наводнение».

— У твоей бабушки было имение? — оживился Алтунин. — Большое? Где?

— В …де! — грубо, но зато в рифму ответил Данилов. — Ну, ты, Алтунин, совсем того. Гляди — комиссуют. Это же поговорка такая!

— Нельзя мне комиссоваться, Юр, — серьезно возразил Алтунин. — Особенно теперь. Вот дождусь майора за поимку вражеского диверсанта и тогда уж подумаю, комиссоваться или еще послужить…

— Смотри, как бы до лейтенанта не разжаловали за то, что остальных спугнул, — усмехнулся Данилов.

Допрос задержанного диверсанта закончился довольно быстро, собственно и допроса-то никакого не было. «Никакого диалога, один монолог», как иногда говорил сам начальник отдела.

— Настоящая фамилия моя Соловьев, — сказал задержанный в самом начале допроса, — зовут Сергеем Константиновичем. Родился в девятьсот седьмом году, дворянин, отец был полковником русской армии. Больше я вам ничего не скажу.

— Ну, раз уж имя настоящее назвали, то, может, еще что-то рассказать захотите, — сказал начальник отдела. — Или…

— Или! — кивнул Соловьев. — Хоть на куски режьте, хоть что — больше я ничего не скажу. Имя-то только для того назвал, чтобы потом меня в ваших архивах нашли.

— Кто вас будет искать? — поинтересовался Ефремов.

— Хочется верить, что кто-то будет, — криво усмехнулся Соловьев.

На все остальные вопросы он не отвечал. Сидел на стуле, смотрел в глаза допрашивающим и молчал. Призывы образумиться, понять, что игра проиграна и постараться облегчить свою участь на него не действовали.

— Вот передадим вас госбезопасности, тогда держитесь! — пригрозил в сердцах майор Гришин.

— Хоть самому Сатане! — дерзко ответил на это Соловьев. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

Было видно, что он не бравирует, не хорохорится, а действительно не желает сотрудничать.

— Ну и черт с ним! — сказал Ефремов, когда Соловьева увели. — Готовь документы на передачу в НКГБ, только потребуй, чтобы они прислали за ним своих людей. Так и скажи — нет у нас свободных сотрудников, ни свободных машин! А то мало ли что…

— Будет сделано, — понимающе кивнул Гришин.

В апреле 1943 года немецкие агенты напали на машину, в которой из МУРа в московское Управление НКГБ везли предателя Довыденкова, начальника производственно-распорядительного отдела в Наркомате среднего машиностроения. Его задержали по подозрению в убийстве любовницы, а во время досмотра вещей нашли в потайном кармане пиджака копии секретных наркоматовских сводок.

Казалось бы, чего тут везти, с Петровки на улицу Дзержинского? Рукой подать, что тут может случиться в центре Москвы среди бела дня? Однако же напали, перебили охрану и убили самого Довыденкова. Убили не случайно, а намеренно, потому что собирались не спасать предателя (кому он нужен без своей должности?), а убить его, чтобы он никого не выдал. Последствия были крупными — несколько человек, в том числе и начальник МУРа, лишились своих должностей, а двое угодили под суд.

Узнав от Гришина, что задержанный отказался отвечать на вопросы и что через полтора часа за ним приедут из Управления НКГБ, Алтунин явился к начальнику отдела и попросил не по-уставному, а по-человечески:

— Алексей Дмитриевич, разрешите поговорить с диверсантом, пока его не увезли.

— Что так? — недобро удивился Ефремов. — Если делать нечего — помоги Бурнацкому и Семенцову остальных задержанных допрашивать.

— А что там помогать? — удивился Алтунин. — Они у него сидят по разным комнатам и пишут в три руки чистосердечное, начиная с выноса из роддома. А Семенцов ходит от одного к другому, делает страшные глаза и бурчит под нос про высшую меру социальной защиты. Так что там все в ажуре. Я не просто так прошу, я его слабину знаю. Успел почувствовать.

— Если знаешь, то почему мне не сказал? — еще более недобро спросил начальник. — Хотел показать, что ты умнее меня? На мое место метишь? Что-то это на тебя не похоже, капитан.

— Да как вы могли!.. — Алтунин едва не задохнулся от обиды. — Просто я не подумал… то есть — думал, что вы сами поймете… Вы же это… на три аршина в землю видите…

— Ты меня с геологом перепутал, — тон ефремовского голоса немного смягчился. — Ладно, чем черт не шутит. Тебе кабинет уступить?

— Ну зачем же вы так, товарищ майор? — упрекнул Алтунин. — То в больные на всю голову записываете…

— То в очень здоровые, — сказал начальник отдела и снял трубку аппарата внутренней связи…

Диверсант не выказал никакого удивления по поводу столь скорого вызова на повторный допрос. Вошел, сел и с таким вниманием уставился на стену, словно там висел не плакат с суровым красноармейцем и вопросом: «Ты чем помог фронту?», а васнецовские «Богатыри», любимая картина Алтунина.