Евгений Сухов - Криминальный репортер

А все просто. Чтобы проникнуть в больницу и написать большую статью, хорошую или плохую — неважно, про больничные порядки. Ведь она же журналистка…

— Надо узнать, не работает ли, и правда, в «Вечерней Москве» журналистка по имени Марина, — наконец, изрек я, освободившись от мучительных для меня раздумий.

— Я уже дал такое распоряжение, — сказал Коробов.

— И что? — спросил я.

— Жду звонка, — ответил Володя. — Вот-вот должны позвонить и доложить…

— А про «Авокадо» ты не спрашиваешь? Она ведь и про наш канал сказала.

Володька усмехнулся:

— Ты бы мне её уже давно за бонус какой-нибудь сдал.

Зазвонил сотовый. Володя взял трубку:

— Слушаю, Паша… Что? Есть такая? Тридцать два года? Значит, «Вечерка»?

Володя многозначительно посмотрел на меня…

— А какая она, ты узнал? — спросил он в трубку. — В очках? Брюнетка? Ну, спасибо тебе…

Коробов нажал на «отбой»…

— Что, поехали в «Вечерку»?

— Поехали, — ответил он.

— Адрес знаешь? — поинтересовался я.

— А что его не знать, — ответил Володя. — Северный округ, Бумажный проезд, четырнадцать.

— Правильно, — констатировал я.

Нам повезло. Марина оказалась на месте. Она, и правда, была корреспондентом отдела новостей, носила очки и волосы у нее темные. Правда, особенно хорошенькой назвать нельзя… Марина Остапчук, так ее звали, была чрезвычайно близорука, а ее комплекция никак не вписывалась в понятие обольстительной. Словом, Марина, да не та. А больше тридцатилетних Марин в «Вечерней Москве» не водилось…

Володя задал ей пару вопросов касательно того, что она делала и где была в день убийства Санина и во время удушения Петрухи Самохина. Но это так, для проформы. И чтобы как-то оправдать наш к ней визит.

Конечно, в доме Санина в день его убийства она не появлялась: ездила к своей тетке в Мытищи и до вечера пробыла у нее. Конечно, это надлежало бы проверить, но… Когда душили Самохина, она и вовсе находилась в редакции, что могли подтвердить аж целых три десятка сотрудников. Да и машины «Мазда» у нее не имелось: ездила она на «Дэу Матизе», лет пяти, если не более.

— Что ж, извините за беспокойство, — подвел черту под разговором с ней Коробов.

— Ничего страшного… — Марина Остапчук чуть помолчала и спросила: — Вы ведь расследуете убийство Игоря Санина?

— Да, расследуем, — подтвердил Володя.

— И у вас имеются версии, кто это сделал? — снова спросила она.

— Имеются, — нехотя согласился Володя Коробов. — Но, сами понимаете, поделиться ими с вами я не могу.

— А с ним, значит, делиться можете? — она перевела взгляд с Коробова на меня.

— Вы имеете в виду Аристарха Русакова? — Володя посмотрел на меня так, будто только что узнал, как меня зовут, да и увидел впервые.

— Его, — усмехнулась Марина Остапчук.

— Аристарх Африканыч ведет самостоятельное и независимое журналистское расследование по поводу гибели артиста Игоря Санина, и сам располагает достаточным материалом, чтобы выдвигать версии и строить догадки…

— Да? — Остапчук снова перевела на меня взгляд. — И как у вас идет расследование убийства Игоря Санина?

— С переменным успехом, — ответил я первое, что взбрело в голову.

— У него даже есть специальная передача: «Кто убил Санина?» — продолжал отводить от себя внимание Коробов, подставляя меня Марине. — Разве вы ее не смотрите?

— Видела первые два выпуска, — ответила Марина. — Телеканал «Авокадо», верно?

Я кивнул.

— Поэтому и спросила, как идет расследование, — добавила она.

— Тогда вам надо посмотреть еще два выпуска, — заметил я. — И вопрос, как идет мое журналистское расследование, отпадет сам собой.

— Я это учту, — сказала Марина.

— Отлично, — констатировал я.

— А сколько всего будет выпусков?

— Думаю, что пять, — сказал и поймал на себе любопытный взгляд Володи Коробова.

— Так, значит, вы уже близки к разгадке, — тоже с любопытством, только не с таким пронизывающе острым, посмотрела на меня журналистка «Вечерней Москвы» Марина Остапчук.

Я промолчал, стараясь не встречаться с Володькой взглядом.

Мы попрощались и минут через десять уже подъезжали к оживленной Масловке. Володя молча поглядывал на меня, собираясь, очевидно, что-то сказать, но выжидал, полагая, что я первый заведу разговор. А я продолжал молчать, тупо уставившись в окно и ничего за ним не видя. Наконец, он не выдержал и довольно нервно произнес:

— Давай, Старый, колись, чего это ты удумал.

— С чего ты взял, что я что-то удумал ? — посмотрел на Коробова чистым взором невинного агнца.

— Чую… — ответил Володя. — Все-таки у меня нюх следака!

— Да нечего еще чуять, — ответил я, поскольку сам еще не знал точно, что намеревался предпринимать. Но мысли кое-какие уже бродили в моей голове.

– Еще ? — переспросил Володя. — А когда будет — уже ? Четыре передачи по расследованию убийства Игоря Санина ты сделал. И сказал Марине Остапчук, что всего передач будет пять. Значит, пятая передача — заключительная? Знаешь, кто убийца?

— Предполагаю… Может, ошибаюсь?

— И ты знаешь, как убийцу изобличить? — задал Коробов тот самый вопрос, который меня больше всего волновал.

— Еще не определился, как это сделать, есть только образы, — сказал я сущую правду. — Нужно подумать, составить план…

— Ну, и когда ты определишься и разродишься этим планом? — явно нервничая, спросил Володя.

— Думаю, что завтра. Сегодня вечером все обдумаю и завтра доложу тебе, хорошо?

— Хорошо, — немного помолчав, ответил Коробов. — Буду ждать звонка. С нетерпением… Тебя подвезти до дома?

— Да. Будь так любезен.

Коробов хмыкнул.

— Спасибо… — И снова стал смотреть в окно, углубившись в свои мысли…

Мысль, что Наталья и есть убийца Игоря Санина и несчастного Петра Самохина, не имеющего возможности оказать сопротивление, все это время не давала мне покоя. Она превратилась в наваждение. А когда человек много думает о чем-то конкретном, решение приходит неминуемо…

Утром первым делом позвонил Володе.

— Привет, — сказал он в трубку и выжидающе замолчал.

— Привет, — сказал я и стал молчать тоже.

Так мы молчали примерно с минуту.

— Ну, и что? — первым не выдержал Володя.

— Что «что»?

— Не прикидывайся, — сказал Володя.

— Я и не прикидываюсь. Каков есть, таков и есть…

— Не думаю, — произнес Коробов и глубоко вздохнул. — Простачка из себя лепишь, опять начнешь что-нибудь выпрашивать, прежде чем сообщишь интересное.

— Да когда такое бы-ы-ыло, — протянул я тоном оскорбленного до глубины души человека. — Обижаете, гражданин следователь.