Марина Серова - Дары Ангела

– Если есть ловушка, должен быть и клад, – заявил практичный Сергей, – иначе какой в ней смысл? Нужно этот саркофаг тщательнее осмотреть.

– Погоди, тут могут быть еще сюрпризы, – я слегка отодвинула Сергея, приблизилась к плите, осторожно смела пыль, – посмотрите сюда!

– Ангелина Мещерская, – озвучила Вероника надпись золотыми буквами, украшенную вензелями, – год рождения тысяча девятьсот пятнадцатый, год смерти тысяча девятьсот семнадцатый. И что?

– А еще здесь нарисован ангел, тоже золотом. По-моему, это намек.

– Давайте откроем крышку! – нетерпеливо заявил Василий.

– Постойте, здесь упокоен ребенок! Так нельзя!

– Заметь, – парировала я реплику Вероники, – могила принадлежит ребенку двух лет от роду! А саркофаг огромного размера, сюда войдет гроб с крупным мужиком внутри. Но пытаться открыть крышку мы не будем. Лучше хорошенько осмотрим. Если это тайник, Николай должен был снабдить его механизмом. Подсветите мне фонариками! – Я сантиметр за сантиметром осмотрела саркофаг и заметила около правого угла у самого пола углубление в мраморе. Потрогала его пальцами. – Оно круглое резное, диаметром совпадает с монетой.

– Можно мне попробовать? – Вероника достала монету, вставила в углубление, слегка надавила. Монета, словно этого и ждала, прокрутилась по часовой стрелке, зажужжал какой-то механизм, мраморная плита со скрипом медленно поползла в сторону, нашим любопытным взглядам открылось содержимое саркофага.

В массивных кованых сундуках лежали золотые слитки, золотая и серебряная посуда, монеты царской чеканки. Внушительная коллекция старинных манускриптов. В ларцах поменьше хранились драгоценности: перстни, серьги, броши, колье, браслеты. В свете фонариков отбрасывали разноцветные блики драгоценные и полудрагоценные камни. Изумруды, сапфиры, рубины, бирюза, опалы, сердолики. В отдельном ларце были упакованы несколько ниток великолепного жемчуга различного оттенка.

Вот золотое ожерелье из кораллов с розовым жемчугом. Великолепная изумрудная брошь в виде виноградной лозы. Широкий золотой браслет, усыпанный жемчугом, рубинами, опалами, крупными сапфирами. Золотые серьги с эмалью. И многое другое.

Вероника достала из ларца великолепное колье. Девять ограненных алмазов чистой воды величиной с голубиное яйцо, дополненных изумрудами. Девушка подняла колье на уровень глаз, вокруг разноцветными брызгами рассыпались блики.

– Рассматривать все это великолепие можно несколько дней. Давайте прервемся, нужно как можно быстрее перевезти все вещи в безопасное место.

– Да, – словно очнулся ото сна Василий, – Смоленское кладбище не самое лучшее место для восхищенного созерцания.

Следующие пару дней мы перевозили на съемную квартиру и делали опись драгоценностей, посуды, золотых слитков.

Василий, с согласия Вероники, сообщил о находке своему начальству. Я на всякий случай подстраховалась и позвонила приятелю Генке с просьбой помочь отстаивать интересы Федоровой Вероники на непростом пути доказательства наследственных прав.

На помощь нам в описании клада администрация Санкт-Петербурга выделила двух работников Эрмитажа. Муромцеву Василию поручили охранять нас, вернее ценности, до отправки в Тарасов. Разумеется, рядом вертелся Сергей Холодов, который предложил Веронике безвозмездную помощь.

Когда мы практически закончили всю работу, на дне шкатулки из слоновой кости, полной золотых изделий, выполненных в восточном стиле, обнаружили пожелтевшее от времени письмо.

«Злато-серебро, не будь чужим, будь своим. Кто придет, по крови узнаешь. Этим древним заговором запорожских казаков я закрываю, запираю, заговариваю свой схрон. Найти, пользоваться и правильно распорядиться сокровищами может только мой наследник или наследница по крови. Всем остальным, что дерзнут покуситься на фамильные ценности Мещерских, я предсказываю горести, болезни, несчастия и раннюю насильственную смерть.

Этот документ я, Николай Мещерский, дерзну считать своим завещанием и заветом».

– С помощью этой бумаги ты совершенно точно закрепишь за собой права на клад, – заявила я Веронике, – как на неделимое семейное наследство.

– Знаешь, Женя, я все думала, почему Чернов не воспользовался найденными ценностями? Он мог уехать с вещами или их частью, жить безбедно многие годы. Мог поделиться с Хлебниковым, ведь одному всего этого слишком много.

– Может, не успел, может, побоялся, а делиться не захотел, просто пожадничал. Теперь нам этого не узнать.

– А заговор Николая? Он мог погубить чужака, который покусился на сокровища? Чернов умер насильственной смертью в довольно молодом возрасте.

– Знаешь же, Вероника, я скептик, не верящий в силу заговоров, – пожала я плечами, – в любом случае тебе бояться совершенно нечего. Ведь ты законная наследница Мещерских, их кровная родня.

Среди важных дел и забот о наследстве Вероника не забыла об оставленных родителями детишках, которые выживают одни в этом непростом мире. С помощью Василия мы нашли адрес и городской телефон Женьки. Напросились в гости с подарками. Уезжая из Питера, Вероника просила Сергея не оставлять детей, помогать чем сможет. Я, в свою очередь, попросила капитана присматривать за шустрым мальчишкой и, по-возможности, оберегать от неприятностей.

Для перевозки сокровищ Вероника арендовала бронированный вагон. Она пообещала в дар Тарасовскому краеведческому музею несколько золотых вещиц, имеющих не только материальную, но и историческую ценность, и два старинных манускрипта, написанных на языке, похожем на фарси. Поэтому встречали нас торжественно, с представителями прессы, городской администрации, полицейского начальства.

Среди встречающих был, разумеется, и Генка Петров. Во время приветственной речи директора музея приятель пробрался к нам поближе и ехидно прошептал:

– Это и есть твоя «парочка мелких дел», Охотникова?

– А что? – невинно поинтересовалась я, одновременно улыбаясь фотокамере.

– Скрытность твоя раньше тебя родилась.

– Гена, сама все узнала в последний момент! Честное пионерское!

– Зато слава тебя опережает! – продолжал ерничать приятель.

– Гена, о чем говоришь, не пойму?!

– О твоих охотничьих талантах, разумеется! – злобно ответствовал приятель. – Муромцев должен был что делать? Помогать! А он что?

– Что?! – развеселилась я.

– Звонил в управление вчера твой пылкий влюбленный: «Девушки едут сами с таким ценным грузом. Хотя Евгения одна стоит взвода автоматчиков, я переживаю», – подражая голосу Василия, сердито выговаривал Генка.

– Ревность – это низменное чувство, – сказала я, ни к кому не обращаясь, – правда, Вероника?