Евгения Горская - Мой дом – чужая крепость

Конечно, он давно понимал, что совершил страшную ошибку, женившись на Асе. Собственно, он понимал это с самого начала, он же и тогда, в двадцать лет, не был полным кретином. Он не знал только, что заставило его так поступить.

Тогда, далеким июньским днем, он проводил Асю до дома, то умиляясь, то злясь, что она все принимается плакать и благодарит его, цепко держа за руку. Конечно, он обещал, что обязательно встретится с ней, чтобы взять деньги за билет, и, конечно же, был абсолютно уверен, что больше никогда ее не увидит.

Он приехал домой, позвонил Тоне, но у той был занят телефон, а перезванивать он не стал. Он бы обязательно перезвонил утром, но Ася его опередила, она разбудила Диму совсем рано, в восемь, и оказалось, что она уже недалеко от его дома. Он и сам не заметил, как рассказал накануне, где живет. В электричке Ася между слезами и причитаниями ловко выспросила и его адрес, и где он учится, и даже кто такая Тоня. Он тогда еще отметил ее неуемное любопытство и вдобавок к невзрачности жалел Асю за это тоже.

Тоня никогда не стала бы себя так вести. Тоня не уцепилась бы за его руку, не стала бы расспрашивать о семье, не ждала бы с утра пораньше около подъезда. Тоня совсем не вызывала жалости, и ему никогда не приходило в голову ее жалеть.

В тот день они гуляли с Асей до вечера. Прогулка ему до смерти надоела, но Ася крепко держала его за руку, смотрела робко и с восхищением, быстро и навсегда распрощаться с ней у него не хватило духу, и он опять поехал ее провожать.

Ну а потом все получилось само собой, не мог же он бросить Асю, глупенькую, похожую на взъерошенного воробышка.

– Мить, ты чего в такую рань встал? – испуганно прошептала она, беззвучно прошлепав тапочками на кухню. Сегодня шепот жены особенно его раздражал.

– Не спится.

– Мить, у тебя неприятности, да? – Она уселась напротив, положив голову на подставленные ладошки. – У тебя на работе неприятности? Да?

– Нет у меня никаких неприятностей. – Нужно протянуть руку, погладить ее, но он не смог себя заставить. – Спи, рано еще.

– Митенька, мне страшно. – Голос ее зазвенел, задрожал, глаза наполнились слезами. Привычной жалости Колосов не ощутил, но и раздражение куда-то пропало, навалилась усталость. – Ты какой-то чужой с пятницы. Ну что случилось? Ну я же чувствую…

Господи, как он устал. Может быть, и отец так устал от жизни, что умер совсем молодым?

– Ничего не случилось, Ася, ложись, спи. Я действительно устал. Ты хоть и не веришь, но я действительно много работаю.

– Я верю, – она сама протянула руку, погладила его по щеке. – Ты меня любишь, Митенька?

– Ну конечно, Ася. Иди, котенок, спи. – Он все-таки заставил себя встать, обнять жену. – Спи. А я в «Алые паруса» съезжу, пока народу мало. У нас холодильник пустой совсем.

Ему хотелось позвонить Тоне сразу, как только сел в машину, но он не рискнул, побоялся, что Ася станет смотреть в окно, заметит, что он затянул с отъездом, и ему придется объяснять почему.

Он позвонил метров через двести, скрывшись за углом собственного дома. Звонить было неприлично рано, но Тоня ответила почти мгновенно, и Дима решил, что мобильный она держит где-то рядом с кроватью.

Полагалось извиниться за ранний звонок, но Колосов не стал.

– Тоня, не уходи, – попросил он, услышав ее голос.

Она помолчала, то ли еще не совсем проснувшись, то ли не решаясь произнести то, что было для него самым важным на свете.

– Я уйду, Дима, – наконец сказала она твердо, как-то по-новому, словно стала другой Тоней, не той, с которой он разговаривал еще несколько дней назад.

Теперь молчал он. Тихо шумел двигатель, и Колосов не слышал ее дыхания. Он ничего не мог ей предложить. Он всегда был умным, Дмитрий Колосов, и прекрасно понимал, что своим присутствием мешает Тоне устроить личную жизнь. Он никогда ее не обманывал и ничего ей не обещал, но постоянно давал ей понять, что она очень близкий ему человек. Нет, что-то он все-таки обещал – давал не высказанную словами надежду, что их будущее впереди. Он нуждался в ней, и Тоня знала об этом, и это связывало их, как других связывают служебные романы. Ему очень не хотелось, чтобы она устраивала свою личную жизнь. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом.

Их ничто не связывало, кроме давней юношеской влюбленности.

Он всегда считал, что они связаны крепче, чем брачными узами.

– Ну ладно, Дима, пока, – первой не выдержала Тоня.

Колосов бросил телефон на сиденье и неожиданно подумал, как было бы хорошо, если бы Ася умерла. Потому что бросить ее, такую некрасивую, глупенькую и беззащитную, он не мог. Как любой психически нормальный человек не может выгнать на лютый мороз беспомощного щенка.

Дима ее разбудил. Вообще-то бессонницей Тоня не страдала, но вчера долго не могла заснуть, думала о Диме, о Коле, о Дашином стремлении к богатству, о соседке Лиле и собственной ненужности.

Положив «Нокию» на прикроватную тумбочку, Тоня поняла, что больше не заснет. А еще поняла, что все-таки ждала от Димы совсем других слов и даже приготовилась сказать ему, что жизнь уже развела их навсегда. Не столько от того, что он не произнес этих важных слов, сколько от того, что она их ждала, слезы полились сразу и обильно, она промокнула их краем пододеяльника, потом пришлось зажечь свет, встать, достать из комода носовой платок.

Звонок в дверь прозвенел совсем не вовремя. Тоня, впопыхах напялив махровый халат, рванула дверь, почему-то ожидая увидеть соседа Макса, и уставилась на Колю Корсуна.

Сегодня она показалась ему совсем другой, жалкой, растерянной, и от этого очень близкой, как будто ближе ее у него никого нет. Впрочем, у него действительно не было близких людей.

– Кто тебя обидел? – зло спросил он.

Если бы он, увидев ее заплаканное лицо, спросил что-то другое, полагающееся в таких случаях, например, «что случилось?», Тоня бы, наверное, навсегда распрощалась с ним сейчас же, у порога. Или, по крайней мере, дала понять, что проводить с ним свободное время не намерена. После разговора с Димой ей хотелось оплакать свою неудавшуюся жизнь и больше ничего не хотелось.

Но он спросил то, чего у нее никто и никогда не спрашивал, он как будто предлагал ей свою защиту, и Тоня вдруг почувствовала себя зависящей от него. Как маленькая собачка при хозяине.

– Никто, – шмыгнула она носом. – Никто. Я сама себя обидела.

Он, легко ее отодвинув, по-хозяйски прошел в квартиру, разделся, даже загремел чем-то на кухне. Чайником, наверное. Тоня, схватив брючный домашний костюм, шмыгнула в ванную и вышла оттуда умытой, спокойной и рассудительной.

– Ты что по утрам пьешь, чай или кофе? – Он уже достал две чашки и, как ни странно, не ошибся, взял именно ту, из которой она обычно пила напитки по утрам.