Екатерина Островская - Украденные воспоминания

— Здравствуйте, ваша честь, — сказал он. — Как поживаете?

Судья Дин кивнул, явно не желая с ним беседовать, и даже попытался отвернуться.

— В России судья не должен платить за свое пиво, если бар расположен менее чем в ста ярдах от здания суда, — улыбнулся Брук. — Такой в России закон.

— Да вы что? — удивился Дин. — А мне всегда казалось, что Россия не демократическая страна.

— Вам правильно казалось, — согласился Брук. — Поэтому я и переехал сюда. Хотя там у меня была обширная адвокатская практика. Я специализировался на делах, связанных с нарушениями прав человека, и почти всегда выигрывал. Но меня угнетала почти узаконенная обязанность предлагать судье взятку. А без нее ни один судья не станет с тобой даже разговаривать. Не то что здесь, в Штатах.

— И каковы были размеры взяток? — тихо поинтересовался судья Дин.

— По-разному. Например, за освобождение от наказания за оскорбление полицейского при исполнении — тысяча долларов. Русский язык настолько богат, что всегда можно доказать, будто обвиняемый сказал полицейскому не «Ты козел!», а «Ты классный парень!». А если предприниматель не доплатил налоги, то всегда можно доказать: он ошибся, потому что у него сломался калькулятор. Надо только предъявить суду тот самый сломанный калькулятор.

— Сколько в таком случае?

— В зависимости от величины ошибки. Если предприниматель ошибся на миллион, то он готов отдать пятнадцать-двадцать процентов и согласиться с решением суда приобрести новую счетную машинку.

— Гуманно, — кивнул судья Дин.

— В Америке еще более гуманные законы. Я слышал, что на следующей неделе вами будет рассматриваться дело некоего незнакомого мне Лейбошица, который, якобы находясь в нетрезвом состоянии в баре, ударил официантку. А я случайно знаю, как там все произошло на самом деле. Начнем с того, что у Лейбошица умерла мама, и он сильно переживал по данному поводу.

— Это правда?

— Чистая правда! — кивнул Брук. — Я вообще никогда не вру, несмотря на то что был очень известным адвокатом.

Это и в самом деле было правдой, только мама Лейбошица умерла в Одессе за шесть лет до того, как ее сын перебрался на Брайтон-Бич.

— Так вот, переживая, молодой человек пошел в бар, где, по старой русской традиции, помянул свою мать. А мимо как раз проходила та самая официантка родом из Пуэрто-Рико и поскользнулась. Не буду утверждать, что девушка поскользнулась умышленно, но все-таки она упала и ударилась о кулак Миши Лейбошица.

— Из материалов дела следует, что официантка поскользнулась и ударилась о его кулак дважды. И что, первый раз упала, поднялась и снова поскользнулась?

— А что тут удивительного? На суд придут свидетели, которые подтвердят: в том баре было очень скользко, потому что именно эта самая девушка пролила пиво, причем неоднократно, более двух раз. А теперь за ее недогляд Лейбошицу грозят три года тюрьмы и штраф пятнадцать тысяч долларов. Где же, скажите мне, хваленая американская справедливость? А мистер Лейбошиц готов решить дело без тюрьмы, заплатить девушке пять тысяч и расстаться с ней полюбовно.

Судья Дин задумался.

— Хорошо, если девушка скажет, что поскользнулась сама, то я приму решение…

— Ваша честь, вы знаете испанский язык?

— Очень плохо.

— Так вот я вам заявляю, что девушка владеет английским еще хуже, чем вы испанским. Что она там скажет, еще перевести нужно, а тут пять тысяч на кону.

— И что вы мне предлагаете? — спросил судья.

— Я предлагаю? — удивился Яша. — Лично я ничего не предлагаю, упаси боже! Это Миша Лейбошиц предлагает.

Дин задумался. А потом спросил:

— Кому он предлагает?

— А я знаю? Пуэрториканке, вероятно. Которой, между нами, деньги не нужны вовсе. Она на пять тысяч купит наркотиков и отправит своих братьев на улицу торговать ими. Я бы ей вообще не давал никаких денег, а передал бы их законопослушному члену общества, который потратит данные средства на благотворительность.

— Вы правильно рассуждаете, — согласился судья. — У меня, кстати, есть знакомый, работающий в таком фонде, и он даже принимает наличные…

Через полтора часа Брук заявился в офис Лейбошица с грустным лицом и сказал Мише:

— Ничем пока порадовать не могу. Только что встречался с судьей, который будет рассматривать твое дело, и пытался договориться. Никак не получается. Дело под контролем пуэрториканской общины, а та требует наказания по максимуму. Другими словами: три года и двадцать пять тысяч — это минимум, на который мистер Дин может опуститься. Судья не собирается рисковать карьерой.

— Да они что, с ума посходили! За какую-то толстую бабу мне три года на киче париться? Ты сколько ему предложил?

— Десять тысяч, как ты сказал. Но он меньше чем за двадцатку не согласен.

— Вот сволочь! Ты хоть пробовал поторговаться? Ну, пятнаху отстегнуть смогу, еще куда ни шло, но двадцать тонн не за хвост собачий…

— Постараюсь убедить его, — пообещал Яша. — Если уломаю на пятнадцать, подкинешь мне за труды пять сотен?

— Без проблем, — пообещал Лейбошиц.

Так за Яшей утвердилась слава почти бескорыстного помощника. Он возвращал отобранные водительские права до судебного разбирательства, снижал суммы назначаемых судом алиментов, помогал с натурализацией и получением лицензии на торговлю спиртным и так далее. А разводы вообще были его коньком — достаточно было убедить одну из сторон согласиться на предложенное другой до судебного разбирательства. Причем удавалось это сделать легко — Брук вскользь упоминал, что в случае отказа упертая в своем немыслимом требовании сторона будет иметь дело с Мишей Лейбошицем, а сие чревато потерей не только имущества.

Однако все это были мелочи. Яша ждал настоящего дела. И оно пришло. К Бруку опять обратился Лейбошиц. Теперь надо было помочь его друзьям из России, пригнавшим в Штаты несколько бочек черной икры. Но мало того, что лихие коммерсанты попытались ввезти их контрабандой, так к тому же санитарная служба признала икру не годной к употреблению и теперь весь товар ждал отправки на уничтожение.

— Яша, это такое попадалово, что мама не горюй! — сказал Лейбошиц. — Ты представляешь, сколько стоит тонна икры? А там ее не одна тонна, на десяток лимонов пацанов опустят, а то и больше. Пусть икру признают хоть какой отравой, но только не уничтожают. Можешь устроить?

— Нет, — покачал головой Брук, — слишком дорого обойдется.

— Дорого — это сколько?

— Надо договариваться. Миллионов пять как минимум. Тогда икру признают годной на корм свиньям и отдадут фермерам, которых мы с тобой приведем.

— О’кей, — согласился Лейбошиц, — пять так пять. И тебя в таком случае не обидим, пол-лимона сверху — твои. Но только чтобы точно все было, а то мне голову оторвут и тем же свиньям вместо икры отправят.