Татьяна Степанова - Яд-шоколад

— Вот, импортный, — сказал тот, кто подошел к машине, и протянул сверток в черном полиэтилене.

— Открой, покажи, — Феликс опустил окно.

Тип начал раскрывать сверток, точно новогодний подарок. Раскрыл и показал Феликсу пистолет.

— Такие на вооружении у немецкого спецназа, — сказал он. — Автоматический, многозарядный. А вот к нему патроны.

— Он заряжен? — спросил Феликс.

— Кто же продает заряженным? — усмехнулся неулыбчивый продавец из битого «Паджеро».

— Тогда зарядите.

Продавец вставил обойму, проверил, поставил на предохранитель.

— Сколько? — спросил Феликс.

— Как договаривались, плюс сверху еще десять тысяч. Я не сам доставал, мы звонили человеку, это его доля.

Феликс достал деньги, вручил, получил пистолет. Взвесил его.

— Осторожно, дуло не направляй, он же заряжен теперь. Ты что, с пушкой раньше дела никогда не имел?

— Я пользовался иным, — ответил Феликс и положил пистолет на сиденье рядом. — А то, другое?

— С этим пока проблема. Не достали еще, — ответил продавец. — Да и немудрено, такой заказ.

— Мне нужно, возможно, скоро понадобится. Привезите.

— Найдем, только надо подождать. Я это… я хотел спросить… там разные составы — тебе в ампулах или в порошке?

Феликс приглушил Вивальди.

— Мне то, что подействует быстро и наверняка, — сказал он.

— Я к тому, что мы с этим дела не имеем. Надо искать канал. Это ж не кока. Как достанем, я позвоню.

Феликс кивнул и завел мотор. У этих двоих он обычно покупал кокаин. Но сегодня его интересовали иные вещи. Пистолет он уже получил.

По дороге с Петровки в Главк в Никитском переулке полковник Гущин разразился целым градом ЦУ по мобильному. Катя, притихнув на заднем сиденье, только молча дивилась такой внезапной активности.

Впрочем, понять мотивы всплеска профессионального рвения легко…

— Нам тогда, два года назад словно пелена глаза застлала. Ладно тебе, Федя, но мне с моим-то стажем работы экспертом! — Эксперт Сиваков, сидевший рядом с Катей, выглядел понурым и смущенным. — Отлично помню, мы тогда в тюрьму поехали, уже имея на руках результаты ДНК по сперме, ясно было, что это шадринская ДНК. И все факты остальные на него указывали. Татуировка как довесок, вот мы этот довесок и проглядели. Смотрели-то в упор, что называется, а разницы не заметили.

Гущин не ответил, не повернулся даже, он грозил кому-то (явно ни в чем не повинному оперу-подчиненному!) по телефону:

— Все, что есть по рок-группе «Туле», моментально мне на стол, как приеду! Свяжитесь с прокуратурой, запросите их оперативные данные… какой там, к черту, экстремизм… чтоб прислали по электронке, некогда тут секретность разводить! Я сказал, сделайте! И найдите специалиста по готическим или, как их там, нордическим татуировкам, чтобы к вечеру сидел у меня в кабинете, консультировал!

И свирепый приказ возымел моментальное действие. Когда разозленный (неизвестно на кого, на себя следовало злиться-то!) полковник Гущин переступил порог своего кабинета, к нему тут же широким ручьем потек поток информации по группе «Туле».

Из прокуратуры перегнали по электронной почте файлы проверки, а затем привезли диски с записью оперативной съемки.

— Это их один из последних концертов, затем группа уже больше нигде не выступала, — оперативник зачитывал сопроводительную к видеозаписи. — Это июньский концерт во Владивостоке. Два года назад, это местный ночной клуб.

Он поставил диск в ноутбук.

— Шадрина тогда уже с ними не было, у нас он сидел арестованный. Кто там в списке? — спросил Гущин.

— Дмитрий Момзен, Олег Шашкин, соло-гитара Пустовойтов, бас-гитара Рахимов и ударные Мулько. Тут вот запись в сопроводительной: Мулько — местный житель, из Владивостока, профессиональный музыкант, нанят через агентство, в группу «Туле» не входит, играл только концерт во Владивостоке, заменяя Шадрина.

Оперативник включил запись. Не слишком качественная, камера прыгает, как это и бывает на оперативных съемках.

Клуб, битком набитый молодежью, полутьма, только сцена ярко освещена. На ней рок-группа «Туле» — все в кожаных штанах, шнурованных ботинках, кожаных фуражках и кожаных жилетах. Солист до пояса голый.

Могучие децибелы хард-рока. Соло электрогитар. У полуголого солиста — крупного блондина — в руках гитары нет, только микрофон.

Катя не успела услышать, о чем поет «Туле» на своем концерте во Владивостоке, Гущин, перекосившись, как от зубной боли, приказал убрать звук.

Затем он приказал укрупнить изображение.

— Нас татуировки интересуют, а не этот гвалт, — сказал он. — Гляди-ка, они там все расписные!

Катя заметила это тоже — у солиста татуировка на левом плече, и вот он поворачивается — татуировка у него на спине. У бас-гитариста татуировки на плечах, у соло-гитары татуировка на груди.

— Так, отсмотреть пленку, отобрать все крупные планы, все татуировки их. Распечатать и подготовить для специалиста, — Гущин тыкал пальцем в экран. — Информацию мне на всю эту шайку, меня интересует, кто сейчас из них здесь, в Москве, а кто на гастролях.

Он покосился на Катю.

— Поди-ка ты прогуляйся до буфета, заодно и мне пирогов купи каких-нибудь на твой выбор, я-то пообедать уже не успею.

— Хорошо, Федор Матвеевич, секретничайте с агентурой, — кротко согласилась Катя. — Я вам с мясом куплю, вы с мясом любите.

Она зашла в свой кабинет в Пресс-центре, оставила сумку. Перед тем как отправиться в буфет обедать, она достала диктофон и еще раз прослушала запись, что сделала в кабинете для допросов. Вопросы Гущина… стук шадринских ладоней по столу, ритм… вот он изменился… этот момент… снова вопросы и… тишина.

Необычная беседа, но сколько в ней смысла, учитывая последующие события…

Обедала она медленно, потом купила пирогов с мясом в буфете. Она не торопилась возвращаться. Когда «подключают к работе агентуру» — это святое для розыска дело, это почти сакральный акт. Тотальное торжество профессиональных секретов. Представителям других служб, тем более сотруднику Пресс-службы, просто не место в этот момент в стенах управления розыска.

Она вернулась в приемную Гущина через два часа. Секретарша кивнула — заходите, теперь уже можно.

У Гущина в кабинете оперативники, он снова толкует о чем-то по мобильному. Завидев Катю, оторвался на секунду:

— Спасибо. С мясом пироги-то? Хорошо. А тут как раз о тебе речь, то есть… то, что предлагала, мы это обмозгуем, а это в помощь.

Катя аккуратно сложила пироги на тарелку на чайном столике. Чего это она предлагала там, когда? Ах, старик Гущин, с тех пор как в сердце твое, прикрытое бронежилетом, пуля угодила, разговариваешь ты порой так чудно… Ясен пень!