Татьяна Степанова - Яд-шоколад

Катя и Гущин начали одеваться. Толстому Гущину комбинезон оказался чудовищно мал, пришлось снять пиджак.

Секретарь открыл дверь магнитной картой, и Катя сразу оглохла.

Такой шум стоял в цеху! Работали агрегаты-дробилки в закрытых емкостях. Пахло какао так одуряюще, что в голове клубился шоколадный туман.

Они миновали цех. Эти хромированные аппараты, эти механизмы, этот неумолчный гул — и ни одного рабочего в цеху! Все автоматизировано до предела.

В следующем цеху было намного тише, но гораздо жарче. Воздух как в тропиках.

Роботы-автоматы поворачивали огромный чан, и темная ароматная река шоколада растекалась…

У Кати захватило дух. Шоколадная фабрика… мечта всех детей… шоколадное царство…

Коричневая ароматная густая, как смола, обжигающая, как лава… сладкая, горькая… да, пока еще очень горькая жижа булькала в емкостях и растекалась по формам.

Возле жидкокристаллического дисплея — рабочий фабрики, единственный в этом огромном роботизированном цеху, облаченный в точно такой же зеленый комбинезон с плотно облегающим голову капюшоном.

Сотрудник повернулся — это была женщина. Катя опять, как тогда, в том доме на Святом озере, подумала, что видит саму хозяйку — Веру Масляненко.

Но потом она узнала женщину, хотя в комбинезоне ее не так просто было узнать.

Мальвина — сестра Феликса.

— Здравствуйте, вы и сюда добрались к нам, — улыбнулась она приветливо. — Секретарь позвонил, и мама сама пошла вас встречать.

— Мы, наверное, разминулись, — ответил Гущин. — Что, производство шоколада осваиваете потихоньку?

— Мама считает, что мне нужно быть с ней здесь, полезно приехать на нашу фабрику. Но я не люблю тут бывать, у меня голова начинает болеть.

— Да, шоколадом пахнет, аж дух захватывает, — Гущин оглядывал цех. Он ждал Веру Сергеевну. — А вы не на занятиях сегодня?

— На занятиях? Каких?

— Ну, ваши лекции.

— Нет, сегодня у меня лекций нет. Мама велела поехать с ней сюда, смотреть производство.

— Мальвина, можно спросить вас, — Катя на секунду запнулась. Хотела задать тот главный вопрос: вы знали Софию Калараш? Но она перехватила предупреждающий взгляд Гущина и поэтому тут же перестроилась: — Помните, вы читали нам стихи Михаила Кузмина про «Туле», северный остров? Зеленый пар за краем голубым… Скажите, вы слышали о рок-группе под названием «Туле»? В ней играл ваш двоюродный брат.

— Мой брат?

— Ну да, Родион, — Катя подумала: если дворничиха сказала правду, то он тебе вовсе и не двоюродный, а единокровный брат.

— «Туле»? Да, я знаю, — Мальвина кивнула. — Казалось мне, сижу я под водою… Зеленый край за паром голубым… Но я искал ведь не воспоминаний, которых тщательно я избегал, а дожидался случая… Когда зеленый край за паром голубым…

Внезапно Мальвина умолкла. Взор ее был устремлен куда-то в дальний край цеха — туда, назад.

— Зеленый пар за краем голубым… за граем …

Робот в очередной раз перевернул чан с кипящим шоколадом, и коричневая река медленно потекла по желобам в формы, точно лава из жерла вулкана.

Глаза Мальвины расширились, на лице появилось выражение беспредельного ужаса, словно она увидела там, в глубине цеха, что-то невообразимо жуткое.

— Мальвина, что с вами? — спросила Катя и увидела, что полковник Гущин, будто завороженный этим странным взглядом, быстро обернулся.

Катя тоже хотела посмотреть, что там, среди этих поточных автоматизированных линий.

Однако лицо Мальвины приковало ее взгляд. Лицо исказила дикая гримаса, словно все черты перекосил мгновенный паралич. Рот широко раскрылся, распялился, как будто она собиралась истошно кричать, но не смогла издать ни звука, лишь со странным свистом и хлюпаньем втянула в себя пропитанный ароматом шоколада воздух.

Ее глаза… В них промелькнуло что-то, и они тут же помертвели от беспредельного ужаса.

И так же неожиданно черты лица разгладились. Это было то же самое лицо и одновременно другое . Катя поклясться в этом была готова — те же черты — лоб, щеки, нос, глаза, темные волосы, но…

Губки сложились бантиком, в глазах появилось невинное выражение любопытства, детской непосредственности и абсолютной наивности, если не сказать больше — какого-то младенческого идиотизма.

Мальвина улыбнулась светло и произнесла:

— Все хорошо.

Катя чуть не упала. Гущин… он никак не мог понять, что происходит. Он даже снова оглянулся, ища в цеху невесть откуда взявшегося тут ребенка. Потому что «все хорошо» сказал именно ребенок — девочка лет семи, которая страшно шепелявила.

Мальвина коснулась пальцем руки Кати и спросила:

— Ты кто?

— Мальвина, что с вами? Вам плохо? — хрипло спросил Гущин.

— Мальвина ушла. Ее тут нет.

— То есть куда… вы что это шутить с нами вздумали…

— Федор Матвеевич, подождите секунду, — Катя разглядывала стоявшее перед ней существо. — Я Катя. А ты кто?

— Я Ласточка, — прошепелявила девочка.

— Тебя зовут Ласточка?

— Да.

— А кто тебя так зовет? Мальвина?

— Нет. Да. Все. Они все.

— Она что, спятила моментально? — тихо спросил у Кати Гущин.

— Я не знаю, — ответила Катя тоже шепотом. — Но это точно не Мальвина, вы послушайте, как она разговаривает.

— Мальвина ушла, — повторил ребенок. — Она испугалась.

— Кого она испугалась? Тебя?

— Нет, — девочка засмеялась.

Этот смех… детский смех в шоколадном цеху — громкий, заразительный, такой озорной…

Внезапно он затих. Слышалось лишь бульканье шоколада в чанах и шипение растекающейся шоколадной жижи.

— Хочу конфет, — произнесло существо.

Катя полезла в сумку и достала карамельку, она всегда носила с собой фруктовые леденцы. Протянула. Заметила, что рука дрожит — так в зоопарке мы протягиваем лакомство странному непредсказуемому зверьку, который может и полакомиться из ваших рук, и откусить всю руку.

— Шоколадных, — уточнила Ласточка. — Ой, тетя пришла.

В дверях цеха темперирования застыла высокая фигура точно в таком же зеленом комбинезоне с капюшоном.

Вера Сергеевна Масляненко спросила:

— Что тут происходит?

— Это вы нам объясните… ваша дочь… она как-то очень странно себя ведет, — Гущин с трудом нашел нужные слова.

Вера Сергеевна поднесла руку ко рту.

— О боже… это опять… это опять случилось…

— Я Ласточка, — пропел ребенок. — Все хорошо, я Ласточка.

— Да, да, Ласточка моя, ты моя Ласточка, — голос Веры Сергеевны дрожал. — Ты моя девочка…

— Ласточка, а где сейчас Мальвина? — спросила Катя.

— Не надо с ней говорить, она не в себе, я ее сейчас уведу, — Вера Сергеевна подошла к дочери. — Не видите, она не в себе. Я потом вам все объясню. Сейчас ей лучше уйти.

— Подождите, — сказал Гущин и кивнул Кате, — спрашивай, что хотела.