Камилла Лэкберг - Призрачный маяк

Сложнее было с побоями. Карл раньше ее никогда не бил. Но, узнав про ребенка, начал поднимать на нее руку. Эмели пришлось жить с пощечинами и ударами. И он позволял Юлиану поднимать на нее руку Это заводило женщину в тупик. Разве не этого они хотели? Если бы не ребенок, которого она ждала, Эмели утопилась бы. Но движения ребенка внутри придавали ей силы. Если бы не он, она бы просто зашла в море — и шла бы, пока волны не накрыли ее с головой. Ребенок был ее единственной радостью. И какой радостью… После каждого удара или грубого слова она искала утешение в новой жизни внутри себя. Ребенок удерживал ее в этой жизни. Воспоминания о том ужасном вечере она загнала в глубины памяти. Все это не имело больше значения. Единственное, что имело значение, это ее ребенок у нее в животе.

С трудом Эмели выпрямилась, закончив мыть пол с мылом. Половики она вывесила снаружи проветрить. Вообще-то их следовало постирать еще весной. Всю зиму собирала она золу из плиты для стирки, но живот и усталость не позволили ей сделать это. Так что пришлось ограничиться проветриванием. Ребенок должен был появиться на свет в ноябре. Если все пойдет хорошо, она еще сможет какое-то время мыть полы.

Эмели выпрямила ноющую спину и вышла во двор передохнуть. С одной стороны дома была ее гордость — садик, который она возделывала, несмотря на суровый климат: укроп, петрушка, лук, и шток-розы, и сердцецве́т великолепный. Садик был таким красивым. Оазис среди голых скал и камней. Каждый раз при виде этой красоты у нее перехватывало дыхание. Это был ее собственный садик. Творение ее рук. Все остальное на острове принадлежало Карлу и Юлиану. Помимо работы на маяке, они пилили, строгали, мастерили что-то. Вечно в движении, только с перерывами на еду. Без дела мужчины не сидели, надо признать, но было что-то ненормальное в том, что они постоянно находили себе новые занятия в бессмысленной борьбе с ветром и соленой водой, разрушавшими все, что они создавали.

— Входная дверь открыта!

Из-за угла показался Карл. От испуга Эмели дернулась и инстинктивно схватилась за живот.

— Сколько раз я тебе говорил закрывать дверь? Разве это так сложно запомнить?

Он был зол не на шутку. У него была ночная смена — сказывалась усталость. Эмели нагнула голову:

— Прости, я думала…

— Думала? Глупая женщина! Ни на что не способна. Даже дверь закрыть. Бездельничаешь тут вместо того, чтобы работать по дому. Мы с Юлианом целый день трудимся, пока ты тут всякими глупостями занимаешься.

И, прежде чем она успела среагировать, Карл выдернул пучок шток-роз из земли.

— Нет, Карл, пожалуйста, нет!

Эмели ни о чем не думала. Видела только стебли шток-роз в его руке, которые он медленно душил. Вцепившись Карлу в руку, она попыталась вырвать у него стебли.

— Что ты вытворяешь?

Побелев от злости, Карл занес руку для удара. В глазах его снова были отчаяние и ненависть. Словно он надеялся, что насилие над ней утишит его собственную боль. Но этого не происходило. Если бы она только знала, что причиняло ему эту боль…

На этот раз она не увернулась, а, наоборот, подставила лицо под удар. Но рука застыла в воздухе. Проследив за его взглядом, женщина поняла, что было причиной тому. В море со стороны деревни показалась лодка.

— Сюда кто-то плывет, — сказала она, выпустив руку Карла.

Ни разу за все время пребывания на острове их не навещали. Кроме Карла и Юлиана, Эмели не видела ни одной живой души с того дня, когда ступила в лодку, чтобы поплыть на Грошер.

— Похоже на священника, — сказал Карл, опуская руку со шток-розами. Он посмотрел вниз на цветы, словно недоумевая, как они там оказались. Разжав хватку, нервно вытер руку о брюки. — Что пастор тут забыл?

Эмели увидела тревогу в его глазах и испытала злорадство, за которое тут же себя попрекнула. Карл был ее мужем. В Библии сказано, что жена должна почитать своего мужа. Как бы тот с ней ни обращался.

Лодка с пастором подплывала все ближе. Когда до берега оставалась пара метров, Карл поднял руку в знак приветствия и пошел встречать гостей. Сердце Эмели тревожно забилось в груди. Почему пастор так неожиданно нагрянул с визитом? Какова причина? Эмели прижала руку к животу, готовясь к плохим новостям.

Патрика злило то, что он почти ничего не успел за воскресенье. Несмотря на выходной, он поехал в участок, составил заявление о пропаже лодки, проверил, не выставили ли ее на продажу в Интернете, — без результатов. Потом позвонил Пауле и попросил ее изучить содержимое портфеля. Сам он только заглянул в него, чтобы убедиться, что компьютер находится внутри. Там еще были бумаги и мобильный телефон. Может, хоть на этот раз им повезет. В понедельник с утра пораньше они с Мартином отправились на машине в Гётеборг. Им многое нужно было успеть.

— С чего начнем? — спросил Мартин. Сидел он, как всегда, в пассажирском кресле, хотя и сделал все возможное, чтобы убедить Патрика дать ему сесть за руль.

— С социальной службы. Я звонил им в пятницу и пообещал быть в десять.

— А потом «Фристад»? У тебя к ним появились новые вопросы?

— Надеюсь, нам расскажут об их деятельности в социальной службе, и от этого уже можно будет отталкиваться.

— А что дала встреча с бывшей подружкой Сверина? Он ей ничего не рассказывал? — Мартин инстинктивно вцепился в ручку двери, когда Патрик резко пошел на обгон грузовика.

— Немного. Если не считать портфеля. Вот его содержимое многое может нам рассказать. Но не раньше, чем его изучит Паула. К компьютеру у нас, правда, доступа нет, пароли мы взламывать не умеем. Так что придется послать его специалистам.

— Как Энни отреагировала на известие о смерти?

— Была потрясена. И вообще она кажется хрупкой и болезненной.

— Тебе не здесь сворачивать? — показал на знаки Мартин, и Патрик, выругавшись, сделал такой крутой поворот, что машина, едущая сзади, чуть в них не влетела.

— Черт, Хедстрём! — побледнел Мартин.

Десятью минутами позже они были у здания социальной службы. Их немедленно провели к начальнику отделения, представившемуся Свеном Баркманом. Покончив с любезностями, они присели за круглый стол. Свен Баркман был невысоким худощавым человеком. Узость лица и остроту подбородка подчеркивала козлиная бородка. Патрик представил его как профессора Калькулуса [5] Профессор Калькулус — персонаж популярного французского комикса «Тинтин». — сходство поразительное. Голос его совершенно не сочетался с внешностью такого маленького человека — с его сочным баритоном он мог бы петь в хоре. Оглядевшись по сторонам, Патрик нашел подтверждение своей догадке. Повсюду висели фотографии и дипломы, свидетельствовавшие о том, что Свен Баркман пел в хоре. Патрик в пении разбирался плохо, но хор, судя по всему, был известный.