Майкл Коннелли - Пятый свидетель

— Знаешь, — сказал я, — мы бы даже могли выиграть дело, если бы Дрисколл согласился сотрудничать и сказал то, что он, полагаю, может сказать.

— Это большое «если», — ответил Циско. — С этим парнем надо ко всему быть готовыми. По тому, что нам известно, он может действительно оказаться тем самым парнем. Знаешь, какой у него рост? Шесть футов четыре дюйма. Это в его водительских правах написано.

Я вопросительно посмотрел на него.

— …которых я по идее не должен был видеть, но так случилось, что увидел, — добавил Циско.

— Циско, не желаю ничего знать о твоих противоправных действиях.

— Я только сказал, что эта информация содержится в его водительских правах, вот и все.

— Прекрасно. На этом и закончим. Что, ты предполагал, мы будем делать, когда приедем туда? Я считал, что просто постучим в дверь.

— Так и будет. Но все же будь осторожен.

— Я встану у тебя за спиной.

— Конечно. Ты настоящий друг.

— Да, друг. И кстати, если я завтра вызову тебя в качестве свидетеля, сделай милость, надень рубашку с рукавами и воротником. Пожалуйста, прими презентабельный вид. Не представляю, как Лорна с тобой ладит.

— Пока можно сказать, что со мной она ладит дольше, чем ладила с тобой.

— Это правда.

Я отвернулся к окну. У меня было две бывшие жены, которые, вероятно, были и двумя моими лучшими друзьями. Да, они у меня были, но я не смог их удержать. Что это обо мне говорит? Я жил мечтой, что однажды Мэгги, моя дочь и я снова будем вместе, снова станем семьей. Действительность подсказывала, что этого не будет никогда.

— Все в порядке, босс?

Я снова повернулся к Циско.

— Да, а что?

— Не знаю. У тебя вид немного трехнутый. Может, мне лучше одному пойти постучать в дверь? А если он согласится говорить, я позвоню тебе по мобильнику, и ты подойдешь.

— Нет, мы пойдем вместе.

— Ты — начальник.

— Да, я начальник.

Но чувствовал я себя при этом неудачником и дал себе слово, что изменю свою жизнь и найду способ исправиться. Сразу же по окончании процесса.

Белмонт-Шор производил впечатление захолустного приморского городка, хотя и был частью фешенебельного района Лонг-Бич. Дом, где жил Дрисколл, оказался двухэтажным, в стиле 50-х, многоквартирным бело-голубым зданием, стоявшим в глубине улицы Бейшор, неподалеку от пирса.

Квартира 24, где жил Дрисколл, располагалась на втором этаже, приблизительно посередине опоясывавшей его крытой галереи. Циско постучал и отступил в сторону, оставив меня прямо перед дверью.

— Ты шутишь? — спросил я.

Он молча посмотрел на меня — он не шутил.

Я тоже сделал шаг в сторону. Мы подождали, но никто не ответил, хотя не было еще и десяти часов воскресного утра. Взглянув на меня, Циско поднял брови, словно спрашивая: «Что ты теперь собираешься делать?»

Ничего не ответив, я повернулся к перилам и посмотрел вниз, на автомобильную стоянку. Все места там были пронумерованы, некоторые сейчас пустовали. Ткнув пальцем, я сказал:

— Давай найдем двадцать четвертое место и посмотрим, здесь ли его машина.

— Ты иди проверь, а я здесь осмотрюсь, — ответил Циско.

— Зачем?

Я не видел, что там можно было осматривать: мы находились на галерее шириной в пять футов, которая шла мимо всех квартир второго этажа. Никаких предметов мебели, никаких мотоциклов — голый бетон.

— Просто иди и проверь парковку, — повторил Циско.

Я спустился во двор. Заглянув под три машины, чтобы увидеть номера парковочных мест, написанные на бордюре, я понял, что они не соответствуют номерам квартир. Всего квартир в доме было двенадцать: шесть на первом этаже — с первой по шестую, шесть на втором — с двадцать первой по двадцать шестую. А парковочные места были пронумерованы с первого по шестнадцатое. Я подумал, что если каждая квартира имеет одно парковочное место — а в этом был смысл, поскольку два места были помечены как гостевые и еще два предназначены для инвалидов, — то у Дрисколла должен быть десятый номер.

Предаваясь этим вычислениям и заглядывая под десятилетний «БМВ», стоявший на месте, помеченном номером десять, я услышал, что Циско окликнул меня по имени, и поднял голову: он жестом позвал меня наверх.

Когда я поднялся, Циско стоял перед распахнутой дверью двадцать четвертой квартиры, приглашая меня войти.

— Он спал, но в конце концов проснулся и открыл.

Войдя, я увидел растрепанного мужчину, сидевшего на диване в негусто обставленной гостиной. Волосы на правой стороне головы спутались и прилипли к черепу. Он кутался в одеяло. Но даже в таком виде я узнал в нем человека с фотографии, которую Циско распечатал из его аккаунта в Фейсбуке.

— Это вранье, — сказал мужчина, — я его не приглашал. Он сам вломился.

— Нет, ты меня пригласил, — возразил Циско. — У меня есть свидетель.

Он указал на меня. Затуманенным взором хозяин квартиры проследил за его пальцем и впервые увидел меня. В его глазах забрезжило узнавание. Теперь я точно знал, что это Дрисколл и что мы приехали не напрасно.

— Эй, послушайте, я не понимаю, что все это…

— Вы Доналд Дрисколл? — перебил его я.

— Ничего я вам не скажу, пошли вы… Вы не имеете права врываться…

— Эй! — громко крикнул Циско.

Мужчина подскочил на диване. Даже я вздрогнул, не готовый к такой новой тактике ведения интервью.

— Просто отвечай на вопрос, — продолжил Циско более спокойным голосом. — Ты Доналд Дрисколл?

— А кто интересуется?

— Вы знаете, кто интересуется, — сказал я. — Вы узнали меня, как только увидели. И вы понимаете, зачем мы здесь, Доналд, не так ли?

Я пересек комнату, на ходу вытаскивая из кармана ветровки повестку. Дрисколл был высок ростом, но тощ и бледен, как вампир, что казалось странным для человека, живущего в двух шагах от моря. Я бросил сложенный листок ему на колени.

— Что это? — спросил он и стряхнул бумажку на пол, даже не развернув.

— Это повестка, и вы не имеете права швырять ее на пол, не прочитав, но это не имеет значения. Вы вызваны в суд, Доналд. У меня есть свидетель, и я имею все полномочия. Не явитесь завтра к девяти, чтобы дать показания, — к обеду окажетесь в тюрьме за неуважение к суду.

Дрисколл наклонился и поднял повестку.

— Гады! Что вы мне мозги пудрите! Хотите, чтоб меня прикончили?

Я взглянул на Циско. Нам явно здесь что-то светило.

— О чем это вы?

— О том, что я не могу давать показания! Если я хотя бы приближусь к суду, меня убьют. Возможно, они и сейчас наблюдают за этой долбаной квартирой.

Я снова взглянул на Циско, потом — на мужчину, сидевшего на диване.

— Кто собирается вас убить, Доналд?

— Не скажу. Сами, уроды, не догадываетесь?

Он швырнул в меня повесткой, которая, стукнувшись о мою грудь, спланировала на пол. Вскочив с дивана, Дрисколл попытался прорваться к открытой двери. Одеяло упало, и я увидел, что на нем только спортивные трусы и футболка. Не успел он сделать и трех шагов, как Циско толкнул его всем корпусом, как футбольный полузащитник. Дрисколл отлетел к стене и упал. Картинка, изображавшая девушку на доске для серфинга, сорвалась со стены, и разбитая рамка рухнула рядом с ним.