Майкл Коннелли - Пятый свидетель

— Факты, представленные обвинением, не допускают толкований. Факты не лгут. Улики ясно показывают, что подсудимая ждала Митчелла Бондуранта в гараже, прячась за колонной. Улики ясно показывают: когда он вышел из машины, подсудимая напала на него. Это его кровь на ее молотке и его кровь на ее туфле. Таковы факты, дамы и господа. Неопровержимые факты. Это краеугольные камни всего собрания улик. Улик, доказывающих вне всяких разумных сомнений, что Лайза Треммел убила Митчелла Бондуранта. Что она жестоко ударила его молотком со спины, а потом била снова и снова, когда он, уже мертвый, лежал на земле. Мы не знаем наверняка, в какой позе стояли он или она — это знает только сама обвиняемая. Но мы точно знаем: она это сделала. Все улики в этом деле указывают только на одного человека.

Разумеется, в этом месте Фриман повернулась и указала пальцем на мою клиентку:

— На нее. На Лайзу Треммел. Она убила, а теперь, с помощью трюков своего адвоката, просит вас отпустить ее. Не делайте этого. Воздайте справедливость Митчеллу Бондуранту. Признайте его убийцу виновной. Благодарю вас.

Фриман села на место. Я оценил ее речь на «хорошо», но себе, будучи эгоистом, уже поставил «отлично». Однако как правило, обвинению, чтобы победить, достаточно и оценки «удовлетворительно». Процессуальная колода всегда подтасована под обвинение, и зачастую даже превосходной работы адвоката защиты не хватает, чтобы превозмочь его могущество.

Судья Перри сразу переключил все внимание на присяжных и стал зачитывать им свое заключительное наставление. В нем содержались не только общие правила обсуждения, но также инструкции, касающиеся этого конкретного дела. Он уделил много времени появлению в суде Луиса Оппарицио и еще раз предупредил, что его показания не должны учитываться в дебатах.

Его руководство оказалось не короче моей заключительной речи, но в конце концов, сразу после трех, он отправил жюри в совещательную комнату исполнять свой долг. Наблюдая за тем, как они один за другим выходят в дверь, я чувствовал себя спокойно, чтобы не сказать уверенно. Я провел одно из лучших своих дел. Конечно, я отклонялся от некоторых правил и переходил кое-какие границы. Я даже подвергал себя риску. Риску не только в отношении закона, но и в отношении кое-чего более опасного. Но я пошел на этот риск, поверив в возможность невиновности своей клиентки.

Когда дверь за присяжными закрылась, я взглянул на Лайзу, не увидел в ее глазах ни малейшего страха и укрепился в своей вере. Лайза уже не сомневалась в вердикте. На ее лице не отражалось никаких сомнений.

— Что вы думаете? — шепотом спросила Аронсон.

— Думаю, пятьдесят на пятьдесят, а это лучше, чем обычно, особенно в делах об убийстве. Посмотрим.

Убедившись, что у секретаря суда есть контактные телефоны всех участников процесса, и обязав всех нас находиться не далее чем в пятнадцати минутах ходьбы от здания суда, чтобы вовремя прибыть на оглашение вердикта, судья отпустил всех. Поскольку наша контора находилась в обозначенных пределах, мы решили отправиться туда. Исполненный оптимизма и великодушия, я даже сказал Лайзе, что она может взять с собой Герба Дэла. Я понимал, что в конце концов буду обязан рассказать ей о предательстве ее ангела-хранителя, но этот разговор можно было отложить на потом.

Стоило нашей компании выйти в коридор, как вокруг начала собираться толпа журналистов, желавших получить заявление от Лайзы или хотя бы от меня. Позади этой толпы я заметил прислонившуюся к стене Мэгги, рядом с ней на скамейке сидела моя дочь, которая писала какую-то эсэмэску на своем телефоне. Я решил ускользнуть, оставив Аронсон управляться с репортерами.

— Меня? — испугалась Аронсон.

— Вы знаете, что сказать. Главное — не давайте говорить Лайзе. До вынесения вердикта она должна молчать.

Отмахнувшись от нескольких рванувших за мной журналистов, я подошел к Мэгги и Хейли, быстро сделал обманное движение, чтобы притупить бдительность дочери, и сумел-таки чмокнуть ее в щеку, прежде чем она увернулась.

— Паааааааааааапа!

Я выпрямился и посмотрел на Мэгги. Она едва заметно улыбалась.

— Ты сняла ее с уроков ради меня? — спросил я.

— Мне подумалось, что она должна быть здесь.

Это была небывалая уступка.

— Спасибо, — сказал я. — Ну, что думаешь?

— Думаю, ты мог бы продавать лед в Антарктиде, — ответила Мэгги.

Я улыбнулся.

— Но это не значит, что ты уже выиграл, — добавила она.

Насупившись, я развел руками:

— Премного благодарен.

— А чего же ты от меня хочешь? Я ведь прокурор и не люблю, когда виновный уходит от ответа.

— Ну, в данном случае проблемы нет.

— Что ж, ты должен верить в то, во что должен.

Я снова улыбнулся, перевел взгляд на дочь и увидел, что она опять пишет эсэмэску, как всегда не обращая внимания на наш разговор.

— Фриман говорила с тобой вчера? — спросил я у Мэгги.

— Ты имеешь в виду — о том, как ты подвел свидетеля к Пятой поправке? Да. Ты сыграл нечестно, Холлер.

— Это вообще нечестная игра. Она сказала тебе то, что сказала мне?

— А что она тебе сказала?

— Не важно. В любом случае она не права.

Мэгги недоуменно подняла брови — она была заинтригована.

— Потом расскажу, — добавил я. — Мы собираемся ждать у себя в офисе. Хочешь пойти с нами?

— Нет, мне нужно отвезти Хейли домой. У нее куча домашних заданий.

У меня в кармане зажужжал телефон. Вынув его, я взглянул на экран. Надпись гласила: «Высший суд Лос-Анджелеса». Я нажал кнопку «принять». Это был секретарь судьи Перри. Выслушав его, я отключил телефон и огляделся в поисках Лайзы Треммел.

— Что там? — спросила Мэгги.

Я посмотрел на нее:

— Вердикт готов. Пятиминутный вердикт.

Они прибывали косяками, стекались со всей южной Калифорнии, привлеченные сладкозвучной песней Фейсбука. Лайза Треммел протрубила сбор утром после оглашения вердикта, и ко второй половине дня в субботу уйма народу толпилась возле разбросанных по лужайке ларьков и буфетов. Люди размахивали звездно-полосатыми флажками и были одеты в красно-бело-синие одежды. Борьба против отъема ипотечных домов теперь, когда ее предводительница чуть было не пала ее жертвой, стала еще более американским брэндом, чем прежде. У дверей каждого дома, на лужайках перед ними и на задних дворах стояли десятигаллонные ведра для пожертвований на возмещение судебных издержек Лайзы Треммел и продолжение борьбы. Значки с эмблемой ФЛАГа продавались за доллар, дешевые хлопчатобумажные футболки — за десять. А чтобы сфотографироваться с Лайзой, нужно было выложить не меньше двадцати.

Но никто не жаловался. Брошенная в топку фальшивого обвинения, Лайза вышла из нее без единого ожога и, похоже, сделав большой скачок, из активистки движения превратилась в его икону. И ей это, судя по всему, нравилось. Ходили слухи, что ведутся переговоры с Джулией Робертс о том, чтобы она сыграла роль Лайзы в будущем фильме.