Майкл Коннелли - Пятый свидетель

На нем тоже были черные перчатки.

Нетронутым у меня осталось только лицо — единственная часть тела, которую не покрывали синяки и ссадины и кости которой не были переломаны, когда я очнулся в реанимации больницы Креста Господня. Окончательный итог включал тридцать восемь швов на голове, девять сломанных ребер, четыре сломанных пальца, ушиб обеих почек и одно яичко, на сто восемьдесят градусов свернутое с места. Мой торс имел цвет виноградного мороженого на палочке, а моча была темной, как кока-кола.

Последний раз, когда я лежал в больнице, меня подсадили на оксикодон, [6] Обезболивающий наркотический препарат, полусинтетический опиоид. что едва не лишило меня способности к воспроизводству потомства и чуть не сломало мою карьеру. Поэтому на сей раз я заявил, что намерен выкарабкиваться без помощи химии. И это, конечно, оказалось болезненной ошибкой. Уже через два часа после своего заявления я молил медсестер, санитаров и вообще всех, кто соглашался меня выслушать, поставить мне капельницу. Капельница наконец помогла, боль притупилась, но я оказался где-то под потолком в состоянии неуверенного полета. Врачам понадобилось дня два, чтобы найти правильный баланс между болью и сознанием. И тогда я начал принимать посетителей.

Одними из первых заявились два детектива из ван-нуйсского отделения полицейского управления Калифорнии. Одного звали Стилвелл, другого — Эйман. Они задали мне формальные вопросы, чтобы закончить свою бумажную волокиту. Желания выяснить, кто напал на меня, у них было не больше, чем желания работать в обеденный перерыв. В конце концов, я был адвокатом, защищавшим убийцу, которую прихватили их коллеги. Иными словами, они не собирались скручивать себе яйца ради покалеченного моего.

Когда Стилвелл закрыл свой блокнот, я уже знал: разговор, а также и расследование закончены. Они пообещали сообщить, если что-нибудь обнаружится.

— Вы, кажется, кое-что забыли, не так ли? — сказал я.

Я говорил, не двигая челюстями, потому что каким-то образом любое движение челюстей отзывалось острой болью в моей грудной клетке.

— Что именно? — спросил Стилвелл.

— Вы так и не попросили меня дать описание тех, кто на меня напал. Даже не поинтересовались, какого цвета кожа у них была.

— Все это мы узнаем у вас во время следующего визита. Врач сказал, что вам нужен покой.

— Хотите назначить дату следующего визита?

Ни один из них не ответил. Они не собирались приходить еще раз.

— Вижу, что нет, — сказал я. — Всего доброго, детективы. Я рад, что отдел преступлений против личности действует. Это вселяет уверенность.

— Послушайте, — сказал Стилвелл, — похоже, это было случайное нападение. Два уличных грабителя в поисках легкой наживы. Шансов…

— Они знали, кто я.

— Вы говорили, что они узнали вас по газетам и телевидению.

— Я этого не говорил. Я сказал, что они знали меня и сделали вид, будто видели по телевизору. Если бы вы действительно всерьез вели расследование, вы бы обратили внимание на это различие.

— Вы обвиняете нас в том, что мы не уделяем должного внимания случайному акту насилия, произошедшему в нашем округе?

— Вообще-то да. Но кто сказал, что акт насилия был случайным?

— Вы сказали, что не были знакомы с нападавшими или не узнали их. Так что если только вы не передумали, нет никаких оснований подозревать, будто нападение не было случайным. В лучшем случае это преступление, совершенное из ненависти к адвокату. Они узнали вас, а им не нравилось, что вы защищаете убийц и всяких подонков, вот они и решили выместить на вас свою злобу. Могла быть куча причин.

От такого их равнодушия все мое тело пронзила боль. Но я устал и хотел, чтобы они ушли.

— Не беспокойтесь, детективы, — сказал я. — Возвращайтесь к преступлениям против личности и заполняйте свои бумаги. Об этом деле можете забыть. Я сам о нем позабочусь.

И я закрыл глаза. Это было единственное, на что у меня еще хватило сил.

Когда я в следующий раз поднял веки, в углу палаты на стуле сидел и неотрывно смотрел на меня Циско.

— Привет, босс, — сказал он тихо, словно его обычный трубный голос мог причинить мне боль. — Как живешь-можешь?

Окончательно очнувшись, я закашлялся, и это вызвало пароксизм боли в мошонке.

— С поворотом на сто восемьдесят градусов влево.

Он улыбнулся, решив, что я брежу. Но сознание у меня было достаточно ясным, чтобы помнить, что это его второй визит и что во время первого я просил его кое-что выяснить.

— Который час? Я теряю счет времени от того, что все время сплю.

— Десять минут одиннадцатого.

— Четверг?

— Нет, утро пятницы, Мик.

Значит, я проспал больше, чем думал. Я попытался сесть, но всю левую часть тела окатила волна жгучей боли.

— Господи Иисусе!

— Ты в порядке, босс?

— Что-нибудь разузнал для меня, Циско?

Он встал и подошел к кровати.

— Не все, но продолжаю работать. Я заглянул в полицейский протокол. Там информации не густо, но сказано, что тебя нашла бригада ночных уборщиков, которая явилась на работу около девяти вечера. Они обнаружили тебя лежащим на холодном гаражном пандусе и вызвали полицию.

— Девять часов — это вскоре после нападения. Они ничего больше не видели?

— Нет, не видели. Если верить протоколу. Я собираюсь сегодня вечером сам их порасспросить.

— Хорошо. А что в конторе?

— Мы с Лорной проверили все предельно тщательно. Похоже, внутри никто не побывал. Ничего не пропало, насколько пока можно судить. А ведь контора оставалась всю ночь незапертой. Думаю, их целью был ты, Мик, а не офис.

Поступление лекарства через капельницу регулировалось системой, которая отпускала сладкий сок обезболивания в соответствии с импульсами, поступавшими от меня через компьютер, находившийся в соседней комнате и запрограммированный кем-то, кого я никогда не видел. Но в тот момент этот виртуальный благодетель был главным действующим лицом моей жизни. Я ощутил холодное покалывание усилившейся струи, которая через руку вливалась мне в грудь, и замолчал, ожидая, когда успокоятся кричащие окончания моих нервов.

— Что ты думаешь обо всем этом, Мик?

— У меня в голове пустота. Я же сказал тебе: они мне неизвестны.

— Я не о них. Я о том, кто их послал. Что подсказывает тебе печенка? Оппарицио?

— Это, конечно, одна из вероятностей. Он знает, что мы у него на хвосте. Да и если не он, то кто?

— А как насчет Дэла?

Я покачал головой.

— Ему-то зачем? Он уже украл у меня договор и заключил сделку. Зачем после этого избивать меня?

— Может, просто чтобы осадить. Может, чтобы добавить проекту интриги. Так она приобретает дополнительное измерение — новый аспект.

— Это кажется натяжкой. Мне больше нравится версия с Оппарицио.