Майкл Коннелли - Пятый свидетель

— Ваша честь, я ходатайствую о том, чтобы процесс был приостановлен на время, пока будет рассматриваться апелляционная жалоба, которую я намерен подать.

— Вы можете подавать свою апелляционную жалобу, мистер Холлер, — ваше право. Но это не означает, что суд будет приостановлен. Он начнется в понедельник.

Перри едва заметно кивнул в мою сторону, что я воспринял как угрозу: только подайте жалобу — и я не забуду вам этого до конца процесса.

— Есть ли что-нибудь еще, что требует обсуждения? — спросил Перри.

— У меня — нет, — ответила Фриман.

— Мистер Холлер?

Я лишь покачал головой, не в состоянии ничего произнести.

— Тогда вернемся в зал и закончим отбор присяжных.

Лайза Треммел с задумчивым видом ждала меня, сидя за столом защиты.

— Что случилось? — спросила она возбужденным шепотом.

— Случилось то, что нам только что снова дали большого пинка под зад. И на этот раз все кончено.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что они нашли чертов молоток, который вы выбросили в кусты после того, как убили Митчелла Бондуранта.

— Это бред! Я…

— Нет, это не бред. Они имеют все основания связать его и с Бондурантом, и с вами. Он — из вашего, мать его, набора инструментов. Не понимаю, как вы могли быть настолько глупы, но сейчас речь не об этом. Теперь кровь на ваших туфлях прекрасно укладывается в их общую схему. А я должен придумывать, как вырвать из Фриман сделку, в которой она совершенно не заинтересована. У нее на руках стопроцентно выигрышное, притом шумное дело, так зачем ей идти на сделку?

Лайза протянула руку, схватила меня за левый лацкан и притянула к себе. Теперь она шептала сквозь сомкнутые зубы:

— Вы сами себя послушайте: как бы я могла быть настолько глупа? Ответ очевиден: не могла. Вы же знаете: уж какой-какой, а глупой меня не назовешь. Я с первого дня вам твержу: все подстроено. Они хотели от меня избавиться и вот что придумали. Но я этого не делала. Вы правильно вычислили — это Луис Оппарицио. Ему нужно было убрать Бондуранта, и он использовал меня в качестве козла отпущения. Бондурант послал ему то письмо, с этого все и началось. Я не…

Голос у нее сорвался, из глаз потекли слезы. Я накрыл ее ладонь своей, словно бы успокаивая, и высвободил лацкан. Присяжные уже входили в свою ложу, и я не хотел, чтобы они заметили признаки раздора между клиентом и его адвокатом.

— Я этого не делала, — сказала все же Лайза. — Вы слышите? Я не хочу никакой сделки. Я никогда не признаю, что совершила нечто, чего на самом деле не совершала. Если это все, что вы можете сделать, то мне нужен другой адвокат.

Я перевел взгляд на судейскую скамью. Судья Перри наблюдал за нами.

— Вы готовы продолжить, мистер Холлер?

Я посмотрел на свою клиентку, потом опять на судью.

— Да, ваша честь. Мы готовы продолжить.

Было такое ощущение, словно мы оказались в камере потерянных вещей, тем не менее игру нужно было продолжать. В воскресенье днем, за восемнадцать часов до начала вступительных речей сторон, я собрал всю свою команду, уже готовившуюся к поражению — словно горький конец наступил еще до начала процесса.

— Я не понимаю, — произнесла Аронсон в мертвой тишине, воцарившейся в моем кабинете. — Вы сказали, что нам нужна гипотеза невиновности. Альтернативная версия. Для этого у нас есть Оппарицио. Это наша козырная масть. В чем же проблема?

Я посмотрел на Циско Войцеховского. В кабинете нас было трое. Я — в шортах и футболке. Циско — в своем байкерском обмундировании: зеленой камуфляжной безрукавке и черных джинсах. И Аронсон — в костюме для судебного присутствия. Она забыла, что сегодня воскресенье.

— Проблема в том, что мы не можем вызвать Оппарицио в суд, — ответил я.

— Он же отозвал свое ходатайство, — напомнила Аронсон.

— Это не имеет значения. Суть процесса — в основанном на уликах обвинении против Треммел, а не в том, кто еще мог совершить это преступление. «Мог» здесь не проходит. Я могу вызвать Оппарицио как эксперта по делу об отъеме дома Треммел и эпидемии аналогичных дел, но я не могу даже заикаться о нем как об альтернативном подозреваемом. Судья мне этого не позволит, если я не докажу его релевантность. А у нас после всей проделанной работы таких доказательств по-прежнему нет. Мы так и не нашли той зацепки, которая привязывала бы его к убийству.

Аронсон, однако, преисполнилась решимости не сдаваться.

— Четырнадцатая поправка гарантирует Треммел «предоставление самых разнообразных форм защиты». Альтернативная версия — разновидность форм защиты.

Она умела цитировать конституцию, поскольку была богата книжными знаниями, но бедна опытом.

— «Калифорния против Холл», тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. Почитайте. — Я указал ей на открытый лэптоп, стоявший на углу моего стола, и посмотрел на Циско, который напрочь не понимал, что я делаю.

Аронсон склонилась над компьютером и быстро застучала по клавиатуре.

— Читайте вслух, — сказал я. — То, что относится к вопросу релевантности.

— Э-э… «Свидетельство о том, что другое лицо имело мотив или возможность для совершения данного преступления или имеет некое отдаленное отношение к жертве или к месту преступления, не является достаточным основанием для формальной постановки вопроса о разумных сомнениях… Вероятность виновности другого лица может быть допущена и рассмотрена, только если существуют свидетельства реальной причастности этого лица к подготовке преступления…» Понятно, тут нам ничего не светит.

Я кивнул.

— Если мы не сможем доказать, что сам Оппарицио или кто-нибудь из его головорезов находился в том гараже, нам действительно ничего не светит.

— А письмо нельзя использовать? — спросил Циско.

— Не-а, — ответил я. — Никоим образом. Фриман легко щелкнет меня по носу, если я заикнусь, что письмо является основанием. Оно дает Оппарицио мотив, да. Но не привязывает его напрямую к преступлению.

— Вот гадство!

— Именно. На данный момент у нас ничего нет, а следовательно, нет и плана защиты. Анализ ДНК и этот молоток… дают обвинению прекрасный шанс забить последний гвоздь. Простите, каламбур получился случайно.

— В отчете из лаборатории говорится, что биологических следов Лайзы на молотке не обнаружено, — сказала Аронсон. — У меня также есть эксперт по «Крафтсмену», который готов подтвердить под присягой, что по внешнему виду невозможно определить, из какого именно комплекта инструментов взят конкретный молоток. Плюс мы знаем, что дверь гаража не была заперта. Даже если это ее молоток, взять его мог кто угодно. И кто угодно мог оставить капельку крови на ее туфлях.

— Да-да, все это мне известно. Но этого недостаточно, чтобы представить картину того, что именно произошло. Если мы хотим сказать, что случилось, у нас должны быть факты, которые это подтверждают. Если их нет, нечего и затеваться. Наш ключ — Оппарицио. Мы должны иметь против него что-то такое, чтобы Фриман каждую секунду не вскакивала и не вопрошала, какое это имеет отношение к делу.