Инна Бачинская - Вторая невеста

— Я видела его на открытии выставки, хотела подойти, но он исчез. Я не знаю, зачем он приходил. Сначала я подумала, что Максим пришел увидеться со мной, но потом поняла, что ошиблась. Я хотела поговорить с ним, я собираюсь увезти его, он уже не мальчик, а взрослый, должен понять, что это шанс! А он смотрел на меня, и в глазах его сквозили ненависть и насмешка. Он словно мстит мне… Да, я его бросила, но… Господи! Что я могла сделать? Я была молодая и глупая, мне так хотелось уехать в Италию! Сережа сказал, что присмотрит за ним, он был нам как брат… Вот и получается, что я бросила Максима!

Лицо ее сморщилось, искривился некрасиво рот, и она заплакала. Федор протянул Майе салфетку. Он молчал, не бросился ее утешать. Он знал, что бывают минуты, когда человеку нужно выговориться, и главное — ему не мешать.

Тут вдруг над их головами как гром небесный раздался радостный молодецкий бас, прогудевший:

— А вот они где! Сидят, воркуют! Вдали от мира! А я иду и вижу! От старика Добродеева не скроешься!

Покачнувшись, размахивая руками, журналист Алексей Генрихович Добродеев полез через ящики с петуниями и геранью и едва не свалился по другую их сторону, чудом удержавшись на ногах. Победно одернул белый пиджак и упал на свободный стул за их столиком. Его совершенно не смущало то, что он незван и непрошен. Лешу Добродеева никогда не смущали подобные мелочи.

— Как жизнь, Федорыч? Познакомь с дамой! — Он вскочил, вытянулся во фрунт, щелкнул каблуками и представился: — Алексей Добродеев собственной пресоной! Прошу, так сказать, со всем вниманием и пониманием. Пжалте ручку!

Он схватил ладонь Майи и смачно облобызал. Всмотрелся, преувеличенно изумился, вскричал:

— Ба! Ужель та самая… госпожа Корфу! Как же, как же! В городе только и разговоров! Пришла, увидела и победила! Потрясающая манера письма, потрясающие сюжеты! Старик Добродеев и сам не чужд! Было время, мазал холст, подавал надежды… да!

Он махнул рукой официанту, потребовал меню и карту вин, стал читать вслух и комментировать. Выглядело это следующим образом:

— Заливной судак «Мадам Бовари»… хе-хе… однако! Мадам судачиха! Знаю я эту «мадам»… ниччего… ммм… Как?

Он взглядывал на них. Майя качала головой, и Леша продолжал. Со вкусом, медленно, отвлекаясь поминутно на реминисценции, подходящие к случаю, и дурацкие шуточки, после которых сам же оглушительно хохотал.

— Ладно! Переубедить мне вас не удастся, поэтому сразу перейду к оскорблениям! Кто здесь на диете? Майечка, вы? Федорыч, ты? Я тоже. — Он хлопал себя по объемистому животу и орал радостно: — Из отважного римского полководца я превратился в зажиточного римского сенатора!

Самое главное — сбалансированная диета! Слушайте, дети, старика Добродеева и запоминайте! Сбалансированная диета — это когда в обеих руках по одинаковому здоровому куску мяса!

Федор и Майя молчали, что нисколько не смущало журналиста. Майя перестала плакать, вид у нее был отсутствующий. Федор хотел объяснить Леше, что… а что тут скажешь? Что им пора? Что их ждут где-то?

Майя, чуткая, поняла и покачала головой — не стоит. Пусть его…

Наконец выбор был сделан, и Леша долго наставлял официанта, нетерпеливо переступавшего у их столика, что «мясо с кровью», обязательно чилийский перец — ух, перчик! — красненькое охладить, по этикету полагается комнатной температуры, а ему охладить, такой уж он оригинал, и водичку без газа, а нам, мужичкам, кроме того, по коньячку, даме — рыбку, не забыть лимончик… на ночь вредно? Какая же ночь? Он удивленно таращил глаза.

Противостоять его напору — пустой номер. Люди вроде Леши — украшение любой компании, они всегда знают, что сказать и что сделать, и неважно, что словеса их глупы и пошлы — в подвыпившей компании все идет на ура, а кто не всасывает — эй, налейте ему еще! Товарищ недоперепил!

Ел Леша так же, как и говорил, — много, торопливо, глотал не жуя, причем продолжал при этом сыпать несмешными остротами и не забывал нет-нет да и взглядывать на Федора и тут же смотрел на Майю, связывая их воедино как опытный соглядатай. Завтра об их «отношениях» будет знать весь город…

В природе меж тем разливался странноватый оловянный свет, и от деревьев поползли длинные черные тени. На темно-серое небо выкатывался из-за крыш ослепительный белый шар…

Федору казалось, что все вокруг притаилось, внимая луне. Стих ветерок, замерли листья, аромат цветов усилился, и невесомая пелена словно опустилась на них…

Даже Леша почувствовал что-то… Задрал голову и закричал:

— Посмотрите, какая луна! Полнолуние! Хрустальный труп !

Майя взглянула вопросительно, в глазах ее появился испуг. Федор поспешно сказал:

— Стихи Волошина…

– Седой кристалл магических заклятий , — загробным голосом, завывая, продекламировал журналист, дирижируя себе в такт вилкой и ножом. —

Хрустальный труп в покровах тишины,

Алмаз ночей, владычица зачатий,

Царица вод, любовница волны!

Как страстный вопль в бесстрастности эфира…

Ты крик тоски, застывший глыбой льда,

Ты мертвый лик отвергнутого мира!

Он замолчал и молчал целую минуту. Потом выдохнул восхищенно:

— Как сказал, а? Какие слова нашел! Мороз по коже!

Ему никто не ответил.

Потом Леша заявил, что сию минуту умыкает их на пешеходный мостик через реку, оттуда «сумасшедший вид на луну», и вообще, он никуда их не отпустит. Если ему не повезло в «Сове», где отменили концерт Стеллы, заболела, говорят, то хоть на луну посмотрит в хорошей понимающей компании.

Федор видел, как судорожно сглотнула Майя, и поспешил налить ей воды. А Леша уже подробно рассказал, что пишет биографию этого уникального явления природы под названием «Стелла». О котором ничего не известно, ходят слухи, что это подкидыш, воспитан неизвестно кем, возможно, волками или ведьмами, музыке никогда не учился, дар от… Тут Леша запнулся.

— Не то от Бога, не то от дьявола!

Но он, Леша Добродеев, докопается!

Майя сидела с опущенными глазами, вцепившись пальцами в край стола. Федор прикидывал, как заставить журналиста заткнуться, и пришел к выводу, что добиться этого можно только физическим устранением последнего…

На пешеходном мосту молча стояли люди и смотрели на луну. Желтый шар висел над серебряной речной гладью во всем своем победительном великолепии. Это было время русалок, которые чуть слышно плескались под мостом. В воздухе маревом плыл тонкий комариный писк их пения. Леша не выдержал и громогласно отметился стихами, простирая вдаль правую руку и косясь на Майю.

Стань у окна, убей луну соседством,

Она и так от зависти больна,

Что ты ее затмила белизною! [4] У. Шекспир . Ромео и Джульетта. Диалог на балконе.