Евгения Грановская - Сон с четверга на пятницу

– Дарья, прекратите это, – поморщился Макарский.

– Отчего же? – усмехнулся Гуськов. – Пусть говорит. Она ведь не на зоне, а в больничке.

Гизельс презрительно посмотрела на начальника охраны.

– Плевать я хотела на тебя и на твою ухмыляющуюся морду, вертухай.

И вдруг Дарья Гизельс быстро, просто невероятно быстро поднялась со стула и шагнула к Гуськову. Непонятно, что она хотела сделать, но Гуськов ее опередил – он схватил Дарью за ворот халата, ударил ее кулаком в живот, а затем, когда она резко согнулась, швырнул ее головой на стену.

Доктор Макарский испуганно отскочил.

– Что вы делаете! – закричал он. – Прекратите это немедленно!

– Она на меня сама напала, – прорычал Гуськов. – Вы ведь это видели.

Он подошел к лежащей на полу женщине, схватил ее за волосы и приподнял ей голову. Посмотрел в глаза и с усмешкой осведомился:

– Ну, что? Хочешь еще?

– А не надорвешься? – хрипло проговорила Гизельс.

Она ощерила окровавленные зубы и вдруг плюнула кровью ему в лицо. Гуськов отшатнулся. Молча вытерся рукавом пиджака. Гизельс стала подниматься с пола. Он шагнул к ней и хотел ударить ее кулаком по лицу, но на этот раз более быстрой оказалась Гизельс. Несмотря на большой вес, она кошкой бросилась на Гуськова и вцепилась ему зубами в щеку.

Начальник охраны взвыл от боли и закрутился на месте, пытаясь оторвать от себя сумасшедшую. На помощь ему подоспел Семенов. Он принялся молотить женщину кулаками по почкам.

– Прекратите! – побледнев и взмокнув от ужаса, кричал доктор Макарский. – Прекратите!

Наконец Семенов оторвал сумасшедшую от своего босса и сбил ее с ног. Дарья Гизельс упала на пол, но тут же приподнялась и выплюнула изо рта кусок окровавленной плоти. Потом запрокинула голову и захохотала.

Гуськов достал из кармана платок и прижал его к изуродованной щеке, шагнул к женщине. Он пнул всего раз, но удар носка ботинка пришелся Дарье Гизельс в висок. Смех оборвался, женщина опрокинулась на пол и затихла.

– Твою мать… – хрипло выругался Гуськов.

Он нагнулся, поднял с пола кусок собственной плоти, потом прошел к холодильнику, открыл дверцу морозильной камеры и положил ошметок туда.

– Боже! – выдохнул Макарский, сидя возле распростертой на полу женщины и пытаясь нащупать на ее белой шее бьющуюся жилку. – Что вы наделали? Она мертва!

– Тише, доктор, – прохрипел Гуськов. – Не поднимайте вой.

Макарский отвел взгляд от трупа Дарьи Гизельс и уставился на Гуськова.

– Не поднимать вой? – глаза доктора гневно сверкали. – Как я это объясню?

– Просто. Сумасшедшая маньячка решила покончить с собой и разбила себе башку об стену.

– Разбила? Об стену? Вы смяли ей череп, как яичную скорлупу!

Гуськов, продолжая прижимать платок к окровавленному лицу, пожал плечами:

– Она действовала в состоянии аффекта. Билась головой о стену, пока не разломала себе череп. И хватит об этом. Лучше займитесь моей щекой. Я не собираюсь ходить с дырявой мордой.

– Но это тело…

– Тело подождет, – сухо проговорил Гуськов. – А я – нет. Семенов, постой в коридоре и никого не впускай!

Охранник, потрясенный, но старающийся держаться спокойно, вышел из кабинета.

Макарский поднялся на ноги.

– Нужно отвезти вас в хирургическое отделение, – дрожащим голосом сказал он.

Гуськов покачал головой:

– Нет. Вы сами все сделаете. Никому ничего не объясняя.

– Но я не хирург.

– Вы все сделаете, – веско повторил Гуськов. – У вас тут есть антисептики и набор для экстренной помощи. Приступайте!

– Готово?

– Да, – сдавленно и тихо произнес Макарский. – Можете посмотреть.

Гуськов взял со столика зеркальце на деревянной ручке и поднес его к лицу. Внимательно оглядел пришитую щеку и, нахмурившись, проговорил:

– Выглядит хреново.

– Я вам говорил, что я не хирург.

Гуськов перевел взгляд с зеркальца на лицо доктора. Тот сжался под его взглядом.

– Ладно, сойдет. Главное, чтобы не отвалилась, а с остальным разберусь позже.

Макарский, бледный, напуганный, пролепетал:

– Я должен забинтовать вам лицо.

– Не надо забинтовывать. Просто наложите кусок бинта и приклейте его пластырем.

– Хорошо.

Доктор вновь взялся за работу. Через несколько минут все было сделано. Гуськов вновь тщательно осмотрел свое лицо.

– Страшнее, чем я ожидал, – произнес он с холодной усмешкой. – Но лучше сделать было нельзя, верно?

– Верно.

– Ладно. Теперь нужно заняться трупом.

Гуськов поднялся со стула, быстро пересек кабинет и приоткрыл дверь.

– Семенов, войди! – скомандовал он.

Дождался, пока охранник войдет в кабинет, закрыл за ним дверь и сказал:

– Поможешь мне разобраться с мусором.

– С каким мусором? – тупо спросил Семенов.

Гуськов улыбнулся:

– Ну, какой бывает мусор, Семенов? Грязный. Обычный грязный мусор. Вон он лежит.

Семенов взглянул на труп Дарьи Гизельс.

– Ты ведь знаешь, кто это? – спросил Гуськов.

Охранник разлепил губы и тихо произнес:

– Да. Это Дарья Гизельс. Маньячка и убийца.

Гуськов покачал головой:

– Нет, неправильно. Она была маньячкой и убийцей. А теперь она груда паршивого мяса, и люди могут вздохнуть спокойно. Ты ведь не будешь по ней плакать, Семенов?

– Нет.

– Молодец. И никто не будет. Особенно родственники тех, кого она убила и сожгла. А теперь слушай, как было дело. Эта тварь выбралась из своей палаты, прокралась в кабинет доктора и набросилась на него. Доктор стал звать на помощь. Ты был в коридоре и услышал его крики. Ты ведь слышал его крики, Семенов?

– Э-э… да.

– Ты влетел в кабинет и попытался схватить ее. Но она вырвалась. Она была очень сильной женщиной. Сколько в ней? Килограмм сто?

– Наверное.

– Вот видишь. А в тебе сколько?

– Восемьдесят пять.

– Восемьдесят пять, – повторил Гуськов. – Против ста. Ну, как ты мог ее удержать?

– Никак.

– Верно. Ты пытался урезонить эту психопатку, но она кинулась в драку. Во время потасовки она ударилась головой об стену. Это вышло совершенно случайно. Понимаешь?

– Да.

– И ты ни в чем не виноват. Доктор подтвердит, что все вышло само собой. Доктор, вы ведь подтвердите?

Глаза Макарского за стеклами очков истерично блеснули.

– На каком основании вы тут командуете? – дрожащим голосом воскликнул он. – Почему решили, что можете помыкать мной? Вы… Я… Я требую соблюдения субординации!

На лице Гуськова появилась холодная, неприятная усмешка.

– Э, да наш доктор здорово нарезался, – презрительно проговорил он. – С коньяком придется временно завязать, док.

– Вы здесь не начальник! – вымолвил Макарский, с ненавистью глядя на Гуськова.

– Я приставлен, чтобы наблюдать за вами, – спокойно произнес тот.