Евгения Горская - Под защитой высших сил

Мальчишка смерил ее внимательным взглядом. Собака лениво подалась чуть вперед, и Лариса замерла.

– Вадим Дашин папа, да? – обратился мальчишка к Ивану.

– Да, – подтвердил тот, смирившись с допросом.

– А Клавдия Ивановна бабушка, да?

– Да.

– А почему ее мама Клавдии Ивановне не позвонит?

– Потому что не знает ее телефона. Вадим и Клавдия Ивановна увезли Дашу без разрешения. Тебя как зовут, кстати?

– Иван.

– Отлично. Я тоже Иван. Ты что, тезка, дома Дашу спрятал, да?

Парень опять потер нос.

– У вас документы есть?

– Права. Подойдет?

– Давайте, – согласился маленький Иван. Права большого Ивана он рассматривал вдумчиво, со всех сторон. Вздохнул, вернул их хозяину и признался: – Могут быть поддельные. Я не отличу. У меня родители в театр пошли, – подумав, сообщил он. – Папа приедет, отвезет Дашу домой.

– Ты что, спятил? – удивилась Лариса. – Да ее мама за это время с ума сойдет.

– А откуда я знаю, зачем она вам? – резонно объяснил мальчишка. – Может, вы ее на органы купить хотите?

– Ты делаешь все правильно, – чуть отодвинув Ларису плечом, сказал Говоров. – Давай вот как договоримся, я дам тебе телефон, вы позвоните Дашиной маме, и мы сделаем, как она скажет. Кстати, а что вы сразу-то ее маме не позвонили?

– Да она маленькая совсем, – сокрушенно вздохнул маленький Иван. – Номера не знает. А я в ее годы знал.

– Молодец, – похвалил его большой Иван. Достал телефон, потыкал в кнопки и заговорил в трубку: – Полина, не отключайтесь, сейчас вам ответят.

Протянул телефон мальчику и поинтересовался:

– Идея спрятать Дашу твоя была?

– Моя, – признался тот, опять почесав нос. – Она стояла во дворе и плакала. Ужас.

– Ужас, – согласился Говоров. – Ну давай, иди, пусть Даша ответит поскорее. Мама волнуется.

– Не пускай их, Герцог, – бросил собаке бдительный хозяин.

Собака опять лениво переместилась, загородив калитку.

– Симпатичный парень, – признала Лариса.

– Угу, – буркнул Иван, глядя, как маленькая фигурка скрывается за дверью большого дома.

У Ларисы вполне мог быть такой же мальчишка. А мог быть и лет на десять постарше.

Если бы не Ракитин.

– Не могу найти визитку, – запыхавшись, подоспела Клавдия Ивановна. Век бы ее не видеть. Лариса пригляделась повнимательнее, сейчас на руководящую даму та была похоже больше, чем на деревенскую тетку.

Подул легкий ветерок, шурша последними осенними листьями. Володя поправится, и будем за город выбираться каждые выходные, пообещала себе Лариса, вдыхая прохладный воздух.

– Уже не надо, – процедил Иван, не глядя на Клавдию.

– Она что, у Вани? – догадалась несостоявшаяся бабушка. – Невероятно! Они мне за это ответят!

– Хватит! Не испытывайте мое терпение! Если для вас все обойдется без суда, молитесь на Полину до конца своих дней. – Он повернулся к ней и проговорил совсем тихо: – Сыночек поехал квартиру выторговывать, да?

– Да, – за тетку ответила Лариса. – Не пропадать же жилью. А больше с нее взять нечего, с Полины-то.

– Вы… Вы что, с ума сошли? Вы об этом можете о-очень пожалеть… – процедила сквозь зубы Клавдия.

Иван махнул рукой, чтобы она отвязалась, а Лариса хотела ответить, но промолчала – на крыльце появились Иван и маленькая девочка в красной куртке. Девочка сжимала в руках вязаную шапку и держалась чуть позади мальчика.

Парочка была похожа на детишек из сказок братьев Гримм. Грэтхен и… Как звали мальчика, Лариса не помнила. Лубочная картинка, да и только.

Лубочные картинки ее всегда раздражали.

Вернуть ребенка, и забыть обо всем этом.

Лариса хотела отвернуться, но продолжала смотреть на детей, которые вполне могли быть ее собственными.

Если бы не Ракитин.

– Я тебя узнала. Я узнала твою руку и рукав куртки. – До этой минуты Настя не помнила, что видела руку нападавшего в свете уличного фонаря. Наверное, она и сейчас его не узнала бы, если б не полумрак улицы и страх, который накатывал на нее, когда Анатолий оказывался за ее спиной.

«Нужно отвести ее подальше от ярко освещенного входа в супермаркет. Здесь наверняка висят камеры видеонаблюдения и слишком много случайных прохожих», – подумал он.

– Я очень жалею, Настя, – признался Анатолий. – Ты не бойся, больше я тебя не трону. Сейчас все расскажу, и будем решать, что нам делать.

Она смотрела на него в упор и молчала. Какая-то тетка задела его сумкой на колесиках, и он немного отступил.

Молчать было нельзя, но он словно онемел.

– Я работаю в фирме «Сотус».

– Я знаю, – перебила она. – Это фирма моего дяди. Ни за что не поверю, что он меня… заказал.

– Нет, конечно, – поморщился Анатолий. – Мы зовем его старым хозяином. Там есть еще молодой…

– Ну и что? Это его сын. Ты рассказывай, рассказывай, только быстро.

– Короче… – Он оглянулся, никого рядом не было. – Я убил человека.

Она опять замолчала, и ему стало страшно под ее взглядом, и он постарался отогнать страх.

– Я случайно убил человека. Понимаешь, к нам на фирму, во двор бомжи повадились по ночам пробираться… В общем, я был там однажды ночью, а на меня какой-то бомж пьяный с ножом полез. Я его толкнул… неудачно. Он головой о кирпич шмякнулся. Насмерть. Я с перепугу убежал. Как до утра дожил, не знаю. Я вообще там случайно оказался, у меня машина днем барахлила, хотел посмотреть, в чем дело. У нас тогда охраны не было.

Страх отступил, говорить ему стало легче. Он сделал небольшой шаг назад, и Настя машинально к нему придвинулась.

На самом деле все было не так, конечно. Бомж забрел на территорию, это верно, но так перепугался, увидев Толю, что ему до сих пор было смешно.

Он ударил бомжа просто так, от скуки, от безнаказанности. Бомж вонял, и бить его было противно. И потом, когда он понял, что бомж не дышит, ему стало противно находиться рядом с ним, и позднее, когда Анатолий холодел от страха, боясь, что кто-то мог его видеть, он помнил вонь, исходящую от бомжа.

А вот про то, что едва дожил до утра, сказал чистую правду. Ничего в его жизни не было страшнее той ночи, когда ему все чудилось, что сейчас придут его арестовывать. Бог даст, и не будет.

Тогда к матери пришла подружка. Они пили водку, тихо смеялись за стеной, выходили курить. Ему очень хотелось заснуть, а они мешали. Старались не шуметь и говорить тихо, просто он прислушивался к каждому шороху и мечтал, чтобы подружка эта провалилась сквозь землю, потихоньку матерился и постоянно включал бра, разглядывая костяшки пальцев. Ни синяков, ни ссадин не осталось, невозможно было доказать, что он кого-то ударил, и он успокаивался ненадолго. Он даже начинал дремать, но за стенкой вновь слышался тихий смех, он просыпался, матерился вполголоса и снова рассматривал свои руки.