Дастин Томасон - 21.12

Майя традиционно считали сон актом религиозным, временем единения людей с богами. Для них любая бессонница могла быть только результатом недостатка благочестия, и, как знала Чель, многие сородичи видели в появлении ФСБ наказание, ниспосланное небом. В этом мнении, сами того не сознавая, они полностью сходились с протестующими за стенами храма.

Чель прикинула, сколько спала сама за последние четыре дня. Ей удавалось ненадолго прикорнуть на диванчике у себя в музейном кабинете, но в общем и целом это было очень похоже на то, что происходило на ранних стадиях заболевания ФСБ. Она не веровала всерьез в божества своих предков, но ощущение было такое, что и ее тоже постигло общее наказание.

Ей навстречу по коридору шел мужчина в черных брюках и серой рубашке на пуговицах. Сейчас, когда все носили защитные козырьки, узнать человека было трудно. Только подойдя совсем близко, Чель разглядела седую бороду. Это был редкий случай, когда она видела Мараку не в традиционных одеждах жреца.

— Чель, хвала богам, с тобой ничего не случилось! — воскликнул Марака, обнимая ее.

— Здравствуйте, великий жрец, — прошептала она.

Марака бросил взгляд в сторону алтаря.

— Луис молится без остановки день и ночь, — сказал он, не считая нужным переходить на шепот. — Мне кажется это лишним. Боги всемогущи. Они и так слышат нас, поверь.

Чель не без труда улыбнулась в ответ.

— Однако, как я полагаю, сама ты пришла сюда не для молитвы?

— Мне нужно повидаться с мамой.

Марака указал ей в противоположный конец святилища, где вдалеке от алтаря на скамьях расположились несколько женщин из их племени.

Заслышав приближение Чель, Хаана оторвала взгляд от страниц журнала «Пипл» [31] Журнал о светской жизни в США с очерками о звездах кино, политики и большого бизнеса. , который в этот момент читала. Она встала и привлекла дочь к себе. Чтение подобного журнала не было чем-то неожиданным для Чель, но вот пылкие объятия застигли врасплох — прошли, должно быть, годы с тех пор, как мать открыто проявляла к ней столь нежные чувства. И потому она вдруг почувствовала душевную слабость, грозившую позволить волне усталости овладеть всем ее существом.

— Похоже, ты совсем не спишь, — заметила Хаана.

— У меня слишком много работы.

— Ой, только не смеши меня, Чель! Работа! Что в ней может быть такого уж важного?

В западном приделе храма они нашли небольшую пустую комнату, похожую на школьный класс, где подковой были расставлены стулья. Стены здесь украшали акварели с библейскими сценами жития Иосифа, обладателя знаменитого покрывала. Чель едва ли была готова показать матушке кодекс именно в таком окружении, но ничего другого не оставалось. И она рассказала ей историю книги, о том, как она связана с возникновением новой эпидемии, и что Киакикс, возможно, имеет огромное значение для обнаружения источника болезни. При этом Чель намеренно умолчала о неприятностях, возникших у нее с ИТС и в музее Гетти, посчитав, что на это нет времени. К тому же именно сейчас ей совершенно не хотелось давать Хаане повод разочароваться в дочери.

Они быстро просмотрели страницы кодекса на дисплее портативного компьютера. Что значило для Хааны увидеть нечто подобное, а тем более узнать, что деревня, покинутая ею много лет назад, могла стать вероятным источником ФСБ, осталось для Чель загадкой. Лицо матери как было, так и осталось невозмутимо спокойным.

— Так вот, мама, — сказала потом Чель, — мне сейчас очень нужно, чтобы ты постаралась вспомнить все случившееся, когда Чиам отправился на поиски затерянного города.

Хаана положила ладонь поверх руки дочери:

— Я очень за тебя волновалась. Надеюсь, ты веришь мне. А теперь вижу, что волновалась не зря. Все это — невыносимо тяжкое бремя для тебя.

— Да нет же! Со мной все хорошо. Прошу тебя, мамочка, пожалуйста, постарайся все вспомнить.

Хаана встала и молча отошла к окну. Чель предполагала, что натолкнется на отказ, и потому заранее обдумала все доводы, чтобы убедить мать мысленно вернуться в прошлое, о котором та упорно не хотела больше вспоминать.

И снова ее ждал сюрприз, когда оказалось, что Хаану не придется уговаривать.

— Двоюродный брат твоего отца был самым искусным следопытом во всем Киакиксе, — начала она свой рассказ. — Он был способен выследить оленя в джунглях за много миль. Мы были еще почти детьми, а его уже считали лучшим охотником деревни. Но потом в Петен пришли правительственные войска, и нас — аборигенов-майя — стали без суда убивать прямо на улицах, вешать на крестах церквей и сжигать заживо. Когда солдаты добрались до Киакикса и арестовали твоего отца, Чиам заменил его. Это ведь он зачитывал вслух деревенской общине письма отца из тюрьмы.

Чель поразилась, с какой легкостью пока давалось матери повествование. Долгие годы та вообще отказывалась говорить хоть что-нибудь об отцовских посланиях из застенков, и потому сейчас Чель не смела перебивать ее вопросами.

— Но Чиам был настроен гораздо более воинственно, чем твой отец, — продолжала Хаана. — Он грозился расправиться с любым из нас, кто пойдет в услужение к «ладинос», и поклялся убивать их, как только представится случай. Он хотел уничтожать их так же безжалостно, как они уничтожали нас. Даже письма отца казались Чиаму написанными слишком мягко. Они в свое время много спорили между собой, но оставались самыми близкими друг другу людьми. Когда Алвара схватили, я догадывалась — Чиам сделает все, чтобы освободить его. Все знали, что заключенных можно было выкупить, если заплатить достаточно, и Чиам сошелся с тюремщиками в Санта-Крусе. За твоего отца назначили плату в сто тысяч кетцалей. [32] Один гватемальский кетцаль по современному курсу равен 0,12 доллара США.

Чель вскочила с места:

— Так вот зачем Чиам отправился на поиски затерянного города! Почему же ты мне раньше никогда об этом не рассказывала?

— Чиам сам не хотел, чтобы люди узнали о его сделке с «ладинос», пусть даже ради спасения своего кузена.

К тому же даже если бы он нашел сокровища, то едва ли гордился бы тем, что обворовал своих предков, чтобы подкупить врагов. И все же он отправился в путь. А через двадцать дней вернулся и рассказал о своей находке. По его словам, там оказалось столько золота и оникса, что Киакикс мог безбедно прожить на вырученные деньги пятьдесят лет.

Конец истории Чель знала. Двоюродный брат отца внушал жителям деревни, что души их предков по-прежнему обитали там, глубоко в джунглях, и обокрасть их значило разгневать богов. Он считал затерянный город духовными вратами в иные миры, свидетельством того могущества, которого достигли когда-то майя, и предвестником славы, ожидающей их в будущем. Поэтому, увидев руины воочию, он не посмел потревожить ни единого драгоценного камня или унести домой хотя бы один предмет, обретший там свое место навсегда.