Наталья Солнцева - Легкие шаги в Океане

— Не называйте меня так! — взвился Казаков, дрожа от возмущения. — Какой я вам Профессор? Вы же сами говорили, что…

— Напрасно сердитесь, — усмехался Марат. — Вдруг мои слова сбудутся? Хотите иметь кафедру в университете?

— Вы издеваетесь…

— Вовсе нет. Я предсказываю вам блестящую педагогическую карьеру, любезный.

— Какая карьера? Моей жизни угрожает опасность, понимаете вы это? — горячился Казаков. — Я… по улицам боюсь ходить!

— И напрасно. Вашей невесты нет в Москве. Она сейчас живет в Подлипках, на даче своих родителей. Так что вам нечего опасаться в ближайшие две недели.

— Вам легко говорить… — не сдавался Казаков. — От Подлипок до Москвы легко добраться на электричке. Никто не помешает этой… страшной женщине п-приехать и… сотворить что угодно.

— Вы преувеличиваете. Госпожа Слуцкая вовсе не такая кровожадная.

— Все ясно! — сопел в трубку Казаков. — Она и вас обвела вокруг пальца. Прикинулась невинной овечкой.

— Я предпринимаю все возможное, — солгал Марат, которому изрядно наскучили истерики завуча. — Старайтесь не выходить из дому в темное время суток.

— Вы полагаете, этого достаточно?

— Вполне.

Казаков бросил трубку и застонал от собственного бессилия. Он беззащитен! Никто не хочет заниматься его спасением. Никому нет до него дела.

Вадим Сергеевич понуро поплелся в кухню. Глоток валерьянки не помешает. Только сейчас он услышал, как разрывается дверной звонок. Ольга Антоновна вернулась из гастронома с полными сумками и уже минут пять трезвонила.

— Ключи забыла, — оправдывалась она, втаскивая сумки в прихожую. — Ты почему не открывал? Я уже бог знает что передумала!

— Ой, мама… — Казаков со страдальческим выражением лица опустился на табуретку. — Мне бы твои заботы!

— Вадичек, — защебетала та, разгружая продукты. — Знаешь, кого я встретила? Мою подругу Дору. В молодости мы были неразлучны. Потом она вышла замуж и уехала в Питер. Приглашала меня в гости, но мне все было недосуг. А когда ты родился, поездку тем более пришлось отложить. Столько лет прошло! Я уж думала, мы больше не увидимся. И вдруг вижу — стоит в очереди за хлебом моя Дора. Постарела, конечно, поправилась. Но я ее сразу узнала! Представляешь, как я удивилась? Оказывается, она уже пять лет в Москве, с тех пор как умер ее муж.

— Очень интересно, мама, — промямлил Вадим Сергеевич.

У него разболелась голова, и выслушивать всякую белиберду о маминой подруге юности не хотелось. Какое это имеет значение?

— Дора переехала в Москву к сыну, — торжественно заявила Ольга Антоновна. — Ты знаешь, кто ее сын?

— Какой-нибудь торгаш?

— Дора еврейка, да будет тебе известно. И муж ее был еврей. Но не все евреи занимаются торговлей, Вадик. У них светлые головы, и они умеют пробиваться в жизни. Сын Доры — богатый человек. Я не знаю, какой у него бизнес, но на заработанные деньги он открыл несколько частных гимназий и теперь открывает высшее учебное заведение. Ему нужен толковый специалист на математический факультет.

— Меня не возьмут, если ты это имеешь в виду, — вздохнул Вадим Сергеевич.

— Там ты будешь получать втрое больше, чем в своей школе!

Казаков разозлился. Мать как будто не понимает, что за времена настали. На хорошее место без протекции или родственных связей не устроишься.

— Мама! Оставь свои прожекты, ради бога!

— Да почему же прожекты, Вадичек? — залепетала готовая расплакаться Ольга Антоновна. — Я поговорила с Дорой, она дала мне визитку сына и пообещала замолвить за тебя словечко. Почему ты отвергаешь мою помощь?

— Ладно, давай визитку, — смягчился он и взглянул на имя. — Самуил Маркович Ройзман. Ну и ну…

— Сегодня же вечером позвони ему! — обрадовалась мама.

Казаков так и сделал. Ройзман разговаривал с ним вежливо, но строго и по-деловому.

— Мама отрекомендовала мне вас как математического гения, — сказал он. — Охотно верю, что это так и есть. Тем легче вам будет пройти по конкурсу.

— Ка… какому конкурсу? — сразу скис Вадим.

— Видите ли, — вздохнул Ройзман, — у меня лично не вызывает сомнений ваш высокий профессионализм, но… таковы правила.

— Да… да-да, конечно…

Настроение было испорчено. Какого дьявола он должен распинаться перед этим Ройзманом, который ни бельмеса не смыслит ни в алгебре, ни в геометрии?! Небось в школе еле тянул на тройки… А теперь он важная персона — бизнесмен! Извольте ему поклоны бить!

Накручивая себя, Казаков не на шутку разъярился. Усевшись ужинать, он не смог проглотить ни кусочка.

— Что с тобой? — огорчилась Ольга Антоновна. — Ты, часом, опять не заболел?

— Твой Ройзман… — от благородного негодования Казакова душили спазмы, и каждое слово давалось ему с трудом. — Потребовал… чтобы я сдавал ему экзамен. Каков наглец! Конкурс он решил устроить! Недоучка, троечник… посредственность!

— Вовсе он не троечник, — обиделась за Ройзмана Ольга Антоновна. — Самуил окончил школу с золотой медалью, а потом еще два института с отличием. А конкурс… Сейчас все так делают. Это обычная формальность, Вадик. Не понимаю, чего ты кипятишься?

— Может быть, мне еще ножкой перед ним шаркать прикажешь? Чего изволите, господин Ройзман… Как вам будет угодно, господин Ройзман…

— Ты просто не в духе, Вадик. Прими снотворное, выспись хорошенько. Утром все будет по-другому.

Снотворное подействовало, и спустя полчаса Казаков крепко уснул.

Посреди ночи его разбудил странный шум. Кто-то пытался снаружи открыть окно, стучал и царапал по стеклу. Вадим Сергеевич вскочил. Окно было закрыто. Внизу, во дворе, залитом ярким светом луны, стоял человек и смотрел на Казакова.

— Кто вы? — прошептал Вадим Сергеевич пересохшими губами. — Что вам нужно?

Непостижимым образом человек его услышал.

— Это тебе нужно, — ответил он. — Ты хочешь получить должность руководителя математического факультета. Не так ли?

— Д-да… Но откуда вы узнали?

Человек глухо засмеялся.

— Я — Дед Мороз! Санта-Клаус! Фея, исполняющая желания! Или… Призрак Ночи. Как тебе больше нравится?

Казаков в ужасе отшатнулся от окна. Он пытался закричать, позвать на помощь, но из горла раздавались сдавленные хрипы.

— Куда же ты? — удивился человек. — Я пришел помочь тебе.

Теперь он стоял в комнате, спиной к окну. Его силуэт четко выделялся на фоне лунного четырехугольника.

— Я… мне…

Язык Казакова будто примерз к нёбу.

— Ты получишь эту должность, — насмешливо сказал гость. — Завтра же иди и участвуй в конкурсе. Мы с тобой утрем нос этому ничтожеству Ройзману!

Последняя фраза оказалась решающей. Утереть нос безмозглому выскочке Ройзману! От этого предложения Вадим Сергеевич не мог отказаться.