Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа

— Сделать можно. Правда, в настоящее время я в розыске. Не то чтобы это сильно напрягает, но, скажем так, слегка ограничивает в части перемещения в пространстве.

Сан Саныч посмотрел на собеседника с легким упреком:

— А ведь я тебя предупреждал: не хватайся за всяк кусок, что в рот лезет. Тебя ведь, я так понимаю, по негру из Следственного комитета сфотографировать хотят?

— Нет. Там как раз всё тихо: ни зацепок, ни свидетелей. Да и не в интересах бастрыкинских эту тему баламутить: они сами столько накосорезили, что — «мама-лёлик»! Меня по Айрапетяну ищут.

— Это хужее. К слову, с тобой за него полностью рассчитались?

— А в противном случае я просто-напросто послал бы вашего Севу, — криво усмехнулся Зеча. — За Амур, желуди рыть.

— Логично. И все-таки, когда берешься сработать? Мне не нужна точная дата — хотя бы порядок чисел?

— Пока не готов сказать. В принципе, вся «аппаратура» для этого имеется. Но…Короче, не знаю. Может, завтра. А может — через месяц.

— А в чем загвоздка?

— Жду, когда Анзори соберется выехать из города. Мой человек обязался просигнализировать. А здесь валить не хочу.

— Плана «Перехват» опасаешься? — понимающе кивнул Харлампиев. — Брось, когда и кого они с этим планом поймали? Менты, они ведь как бегемоты — неповоротливые.

— Не в «Перехвате» дело. Адская машинка получилась, уж больно адская. Боюсь, как бы случайный народец под замес не попал.

— Да ты, я гляжу, гуманист.

— Невинные души на душу брать не собираюсь. Тем более, мне за них не платят.

— Тоже позиция… Зеча, я по поводу Севы вот что хотел тебе сказать. — Харлмпиев задумался, подбирая правильные слова. — У этого кренделя тоже позиция, вот только малость иная. Такая, что «мы работы не боимся, но работать не пойдем!». Поэтому давай-ка ты задействуй Севочку по полной. Не хрен ему в окопах отсиживаться. Он ведь самолично на себе рубаху рвал — никто его при этом за жало не тянул. Вот и посмотрим, какой из него Сухов. Сложил поленницу?

— Может, ты его на чем другом повоспитываешь? — нахмурился Зеча. — Тема за Анзорика — нелучшая поляна для педагогических экспериментов. И вообще, в нашем деле, чем больше эмоций, тем меньше ума.

— Это совет или мнение?

— Хоть груздём назови.

— В таком разе этот «груздь» не обсуждается, — холодно и твердо произнес Харлампиев. — Сева должен участвовать в акции! И не в окопе. А в каком качестве ты его задействуешь — здесь на твое усмотрение.

— Тогда мне понадобится, как минимум, еще один человек. Для подстраховки, на случай форс-мажора.

— Пытаешься накрутить смету?

— Пытаюсь снизить ненужные риски.

После некоторой паузы Сан Саныч согласно кивнул головой:

— Хорошо. Но только один! Мне уже и так эта зачистка косяков Литвы влетела. И далеко не в копеечку.

— Можем вообще отказаться, — наигранно безразлично среагировал Зеча.

— Нет. Хорошего человека надо уважить. А гунявого, соответственно, наказать. Приискать помощничка или сам найдешь?

— Не надо. У меня есть.

— Кто таков?

— Бугай.

— А-а! Это который твой протеже? Он же на полголовы контуженный?

— А я на вторую половину.

— Ладно, хрен с тобой! Главное — держите меня в курсе. Будете примерно знать когда — сразу сигнализируйте.

— Это как получится.

— А ты постарайся. Чтобы получилось.

Не прощаясь, Харлампиев резко свернул на боковую тропку и быстрым шагом направился к воротам, выводившим на Садовую улицу. Его телохранитель, окинув недобрым взглядом Зечу, ретиво припустил следом. Костя «край как недолюбливал» этого угрюмого, неулыбчивого человека, нутром своим чувствуя исходящую от него угрозу. Причем глагол недолюбливал в данном случае чересчур политкорректен. На самом деле Костя банально боялся Зечу и в глубине души сознавал, что если между его шефом и этим наемным убийцей когда-нибудь пробежит черная кошка, вставать на пути последнего он нипочем не рискнет. Богатеньких бизнес-решальщиков в этом городе — как грязи, а он, Костя Шагин, один такой на этом свете…

…На дорожку Михайловского сада, не устояв, слетел первый, самый никчемный и слабенький кленовый листик, трагической гибелью своею напоминая здесь прогуливающимся, что в город на Неве пришла осень. Уже в следующую секунду он жалобно хрустнул под армейским ботинком удаляющегося Зечи, в жизни которого очень давно, теперь и не припомнишь сколько лет как, было не до романтических соплей, традиционно распускаемых бабьим летом и золотой осенью.

В дверь кабинета главного редактора «Явки с повинной» узнаваемо поскреблись коготки, и Андрей Викторович, недовольно оторвавшись от чтения новой книжки своего любимого Переса-Реверте, гаркнул:

— Дашка! Ты, что ли, скребешься? Заходи!

В дверь просунулась симпатичная головка личной секретарши Обнорского.

— Ну вот! Я тут, понимаешь, всех отваживаю, звонки сбрасываю. Думала, вы действительно заняты, а вы — книжку читаете.

— А по-твоему, чтение книжки — это не занятие?

— По-моему, вам скоро пора ехать в Смольный. А еще тут Трефилов трется, аудиенции требует.

Обнорский поморщился, ибо с некоторых пор Геннадия Антоновича он на дух не переносил, но в силу финансовой его полезности вынужденно переваривал.

— Прям-таки и требует? Ладно, зови. Только засеки время: ровно через десять минут зайдешь и скажешь, что мне пора ехать.

— На самом деле вам выезжать через двадцать.

— А ты зайдешь через десять. Всё, хорош! Зови уже. — Андрей Викторович с досадой убрал книжку в стол и натянул на лицо казенно-деловое выражение.

Реанимируя с новой командой единомышленников «Явку с повинной», кто-то из новых замов присоветовал Обнорскому присмотреться к журналисту Трефилову. На тот момент Геннадий Антонович работал в очень популярном желтом издании «Миры криминала» и был известен не только как автор с более-менее узнаваемым почерком, но и как человек, умеющий привлечь в газету сторонних рекламодателей. После долгих переговоров Трефилов все-таки заглотил наживку, клюнув скорее не на размер предполагаемого гонорарного фонда, а на предложенную громкую должность начальника службы расследований. Оно и дикобразу понятно, что тиражной и влиятельной газету делают журналистские публикации, но и реклама «Явке с повинной» была нужна позарез. И вот на активность именно в этой земной составляющей журналистской профессии с переходом Трефилова в редакции и рассчитывали. Тем более что, ознакомившись с последними публикациями Геннадия Антоновича в «Мирах криминала», Обнорский отрецензировал их кратко и образно: «Говно!»

В должности главрасследователя призванный княжить варяг Трефилов проходил немногим больше года, пока на горизонте «Явки» не воссиял сибирский самородок в лице Маши Цыганковой, публикации которой оказались, не в пример мЭтру, и острее, и злободневнее. Правда, и здесь не обошлось без пресловутого «говна», в первую очередь применительно к вздорному и шебутному характеру приехавшей покорять столицы провинциалки…