Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа

— Во-первых, денег нет на шопинг.

— Вообще не вопрос. Мы с Инкой тебе одолжим.

— Спасибо, конечно, за заботу, но всё равно — не могу. Я… я халтуру на дом взяла, — выкрутилась Северова. — Видала, сколько у меня бумаг на столе? Теперь и сама не рада: зашиваюсь, а сроки поджимают.

— Ну ты, Натаха, ты у нас просто крейзи, в натуре! Отпуск, бабье лето, солнце! А она чахнет в своей конуре. Прям как Дюймовочка в норе у крота.

«Про «крота», это ты сейчас в самую точку», — неприятно резануло — вспомнилось.

— За кротову нору соглашусь. А вот на Дюймовочку более никак не тяну: прикинь, за месяц поправилась сразу на два кило.

— Ужас! Слушай, а может, ты того, «тяжелая я»?

— Типун тебе на язык! — ругнулась Наташа, выходя из кухни с подносом в руках. — С такой жизнь затяжелеешь, как же! — не удержавшись, в сердцах добавила она, выгружая на журнальный столик необходимые составляющие кофейной церемонии.

— Так я о чем тебе и толкую! Забей ты на эту халтуру! Все равно всех денег не заработаешь. К тому же для зарабатывания существуют мужики. А наша, бабья, доля — эти денежки быстренько потратить. Отсюда вывод: надо начинать срочно искать спонсора. То бишь мужика с денежным мешком.

— Вот мне только нового Мешка не хватало! — на автопилоте вырвалось у Северовой. — Тут не знаешь что бы такое со старым сотворить?

— Ты это о чем? — не поняла Ритка.

— Я говорю: где они, мужики-то?

— Северова, ты меня пугаешь! Да будь у меня такая внешность, я бы себе целую роту любовников завела! Прикинь, два десятка самцов, все как на подбор. Такие, знаешь, брутальные мачо…

— Шестьдесят.

— Что шестьдесят?

— Я говорю, что рота — это минимум шестьдесят человек.

— Н-да, мать, а мозги-то у тебя, похоже, окончательно «омилицеились», — неодобрительно покачав головой, поставила диагноз Илюшина. — Бросала бы уже свою ментуру и возвращалась обратно. У нас в салоне как раз две свободные вакансии намечаются — сразу две девки в декрет собрались. Вот! Опять же, заметь: в декрет!

— Хорошо, Ритка, я подумаю. — Голос Северовой прозвучал отрешенно и глухо. — Насчет бросить. Вот только, — она покосилась в сторону компьютера, — сначала одно важное дельце закончу. И сразу начну. Думать.

— И когда ты намереваешься кончить?

— Не знаю. Может быть, через пару недель.

— М-да, оргазм затягивается… Ладно, в конце концов, уже кое-что! Давай тогда, подруга, выпьем! — Илюшина с щедрой горочкой плеснула ликер в чашки. — За твое «подумать» и за возвращение блудной дочери Наталии! В чем лично я нисколько не сомневаюсь!

И подруги шутливо чокнулись чашками с кофе…

В начале десятого загрузившийся под ватерлинию Мешечко ввалился в конспиративную квартиру. Не обнаружив в оперской не только признаков личного состава, но даже и призрака ответственного дежурного Холина, он с грохотом протопал в «курилку» и рванул на себя дверь так, что оторвал державшуюся на одном шурупе ручку. Здесь перед его глазами открылась до тошноты знакомая, без единого намека на оригинальность картина: сидящие за столом друг напротив друга два друга — Холин и Вучетич. Между ними, выстроившись вдоль демаркационной линии, стояли початая бутылка водки, банка с солеными огурцами и дым коромыслом.

— …Вот я тогда Любке и говорю: такую мобилу перед серьезными людями светить не стану, — с жаром вещал хмельной Григорий. — О! Андрюха! Ну наконец-то!

— НЕ ПОНЯЛ! Парни! Вы что, совсем оструели?!! Это че, типа розыгрыш такой?

— Ваш бродь, да ты чего? Как с цепи-то? — искренне удивился такому заходу Виталий.

— Нет, вы кого во мне увидали, а?!! Это что? Это оно, блядь, и есть?! Ваше не терпящее отлагательств срочное дело?!! Вам что, больше набухаться негде?!! Ведь только вчера, на этом самом месте, всех раком поставили, танцевать заставили! А сегодня по новой?!! Совсем страх потеряли?!! Разэтосамились?!!!

— Господин хороший! — взмолился Вучетич. — Андрюха! Не вели казнить — вели слово молвить!

Мешечко рывком подхватил стул, шарахнул им об пол и, тяжело опустившись, рявкнул:

— Слушаю!!!

— Переверни, будь ласка! — Виталий указал на два прямоугольника фотографий, лежащих на столешнице «мордой вниз» аккурат между двумя стаканами.

— А жопку тебе не потереть? Кухонным ершиком? — снова взорвался Андрей, поражаясь наглому интонационному спокойствию вконец отбившегося от рук подчиненного. — Ты с Трефиловым с утра встретился? Приметы курьера с него срисовал? Почему мне после не отзвонился? Или мои приказы для вас теперь что? Пустое место? Собака лает — ветер носит?

Вучетич посмотрел на беснующегося шефа с легким оттенком укоризны и картинно вздохнул:

— Отвечаю по пунктам, в порядке заданных вопросов. С Трефиловым встретился. Приметы курьера не срисовал и вообще — постарался разговоры с вышеупомянутым журналистом скоренько закруглить и удалиться. Отзвониться не мог по причине разрядившейся трубки. Ваши приказы, Андрей Иванович, для меня не пустое, а напротив, самое что ни на есть полное место. «Собака лает — ветер носит» — это устойчивое сочетание, именующееся также как «пословица»… И все-таки, Андрюх, фотки переверни, а? Сначала левую, а потом правую.

— В самом деле. Что тебе, трудно, что ли? — поддержал друга Холин.

Мешечко брезгливо перевернул фотографию.

— Ну? И что, по-вашему, я должен узреть в этих размазанных потерпевших харях?

— А ты всмотрись повнимательней. К слову, это увеличенный, а затем почищенный снимок двух зайчат из интернет-кафе «Матрица». Не узнаешь того, который ближе?

— Твою мать!!! Это же Трефилов!

— Вот тебе и дополнительный ответ на вопросы N1 и N2, - наслаждаясь триумфом, нарочито небрежно бросил Виталий. Но потом, не удержавшись, подкинул подробностей: — Я сам, как только с редакционной вахты его заприметил, охренел люто. Смотрю, ползет на полусогнутых точная копия нашего агента Смита.

Хохотнув, Холин тут же затянул, довольный:

…Жаль, что не было там фотографа, — Он хороший заснял бы портрет: Дама в шляпочке и бюстгальтере, А на ем и того даже нет!..

— А почему на полусогнутых? — поинтересовался Андрей.

— Я, конечно, при этой сцене лично не присутствовал. Обратно я не фрейдист и не физиогномист, — опередив Вучетича, с важным видом взялся рассуждать Григорий. — Но думается мне, братцы, что этот ваш Трефилов в эту роковую минуту был малость обосрамшись.

— С чего вдруг?

— Для невтыковых поясняю: журналистишки — натуры творческие, а потому нервические и эмоциональные. Ему сказали, что из милиции пришли, вот он и того… Нафантазировал о наболевшем.

— Во-во. «Что это там за шаги на лестнице? А это нас арестовывать идут», — согласился Вучетич.

— Виталь, я надеюсь, ты ему ничего такого…