Андрей Константинов - Гоблины. Сизифов труд

— Я, Андрюшенька, тоже наделен одним сакральным знанием. Знанием, что если начальство прочухает, что я в частном порядке поимел биллинги соединений господина Домингеса, то меня тоже положат в какую-нибудь могилку. Вот только украшенного отнюдь не драгоценными камнями.

— Брось! Подумаешь, какой-то опер из СКП. Тоже мне, птица высокого помета.

— Во-первых, не просто опер, а сотрудник отдела по расследованию преступлений экономической и коррупционной направленности! — взорвался Певзнер. — А во-вторых, ты представляешь себе его уровень, если, к примеру, вчера на трубку этому простому, как ты выражаешься, оперу звонили с телефона, установленного в Москве, в аппарате Совфеда?!

В глазах у Мешечко блеснули искорки нездорового азарта:

— А чего ж ты молчал до сих пор? Слушай, дружище, а нельзя ли попробовать установить поконкретнее: в чьем именно кабинете аппарат сей установлен?

— Бли-и-и-ин! — в отчаянии схватился за голову Певзнер. — Я ему про Фому, а он мне за Ерему! Пойми, Мешок ты с дурнопахнущим содержимым. Меня в данной ситуации бесит даже не то, что этот перец твой в СКП подвизается. Хрен-то с ними. Действительно, невелика заслуга. Но я ненавижу, когда меня используют втемную, понимаешь?!! Ты что, не мог мне сразу сказать «ху есть ху»? Чтобы, прежде чем совать пальцы в розетку, я хотя бы в общих чертах представлял примерный уровень напряжения в сети?!!!

— Ну извини. Вот здесь ты абсолютно, стопроцентно прав, крыть нечем, — под давлением неоспоримого вынужден был признать Андрей. — Сам не знаю, как так получилось. Бес попутал. Но клятвенно заверяю: я уже встал ногами на путь исправления. Причем обеими ногами.

— Маму твою бес попутал! — огрызнулся Певзнер. — Всё! Уйди с глаз!

— Ухожу, — примирительно сказал Мешечко и в самом деле направился к двери. — Но, Геночка, солнце мое, ты ведь мне к послезавтрашнему сделаешь, правда?

— Уйди, я сказал!!!!

— Понял. Меня уже нет.

Мешечко с достоинством ретировался, будучи полностью удовлетворен состоявшейся беседой. Теперь, когда он в общих чертах ввел Генку в курс дела, Андрей был уверен, что Певзнер расшибется, но сделает. И сделает именно к «послезавтрашнему». Ну а то что «милые бранятся», так это «чтоб не вешаться»…

Парголово,

11 августа 2009 года,

вторник, 20:50 мск

В супружеской спальне горел мягкий приглушенный свет. Беззвучно работал телевизор, настроенный на канал «Анимал Планет», и немая картинка делала сюжет про вкрадчиво крадущихся по саванне львов еще более вкрадчивым. Анечка лежала на полуразобранной постели, левой рукой легонько покачивая детскую кроватку, и, в соответствии с изображением, напевала засыпающему сынишке песню про львенка и черепаху. В этой умиротворенной обстановке сигнал мобильника прозвучал по-хамски оглушающе. Анечка сердито бросилась к телефону, коря себя за то, что перед укладыванием малыша забыла переключить трубку на вибровызов:

— Да, слушаю. Кто это? — недовольным полушепотом спросила она.

— Это Ольга Прилепина. Не разбудила?

— Нет-нет, только Санечка спит. А у Вени сегодня концерт. Он поздно вернется.

— Так ты там сейчас одна с ребенком? Жаль.

— Мама дома. А что случилось?

— Да вот хотела пригласить тебя на кладбище.

Глаза у Анечки округлились:

— Ку-у-уда?

— Помнишь, я вчера рассказывала про моего бывшего ученика? Так вот, я с ним созвонилась. Оказывается, сегодня ночью на Сергиевском кладбище намечается акция сатанистов. На ней, в том числе, будет присутствовать некто брат Петр. Вроде как он там у них большая шишка. После того как я дала Валерке слово, что буду молчать о месте сборища, нас с тобой обещали представить.

— Когда ехать?

— А за сколько ты сможешь добраться из своей тьмутаракани до Автово?

— Если на такси и по кольцевой, думаю, часа за полтора. Сейчас уже совсем вечер, пробок быть, в принципе, не должно.

— Годится! Тогда в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на остановке общественного транспорта перед путепроводом в Автово. Идет?

— Договорились!

Прилепина, чуть помедлив, уточнила:

— Анюта, а ты уверена? Если тебе вот так, с бухты-барахты, напряжно, я вполне могу и одна прокатиться.

— Нет, мы поедем вместе! — решительно тряхнула головой Анечка. — В конце концов, я сама эту кашу заварила! Всё, в половине одиннадцатого буду!

Анечка отключила трубку, склонившись над кроваткой, тихонечко поцеловала сына и после минутного раздумья над выдвинутым ящиком комода начала суетливо переодеваться.

Во всё черное.

Согласно кладбищенско-сатанинскому дресс-коду. Каким она его сама себе представляла…

Санкт-Петербург,

11 августа 2009 года,

вторник, 22:12 мск

Иван Демидович Филиппов полулежал на своем законном койко-месте в комнате отдыха «гоблинов» и читал Густава Лебона. Читал вдумчиво, изредка отвлекаясь на пометки и цитирование в копеечном блокноте. Идиллическую картину довершали стоящие на столе бутылка молока и пакет с сушками. Сторонний посетитель, наблюдай он сейчас за Иваном Демидовичем, несомненно пришел бы к выводу, что этот возлежащий на диванчике пожилой человек — человек, несомненно, счастливый. В данный конкретный день и час, похоже, так оно и было.

Скрипнула дверь, и в философское одиночество Филиппова вторгся заступивший с утра на суточное дежурство Тарас.

— Приветствую работников умственного труда! Чего изучаем?

Иван Демидович показал обложку.

— «Философия толпы». Ну и как, интересно?

— Безумно интересно. Написано сто лет назад, а у меня такое ощущение, что ничего более актуального и современного я в жизни не читал. Вот, послушай, например, — Филиппов отложил книгу и взял в руки блокнотик с записями. — «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации».

— Базара нет! Взять хотя бы взвод ОМОНа…

— А вот еще, — увлекшись, Филиппов не дал возможности Тарасу «развить и углубить». — А это как тебе? «В трудных обстоятельствах народ может спасти героизм, но только совокупность маленьких повседневных добродетелей определяет его величие». Словно бы о нынешней России сказано, не правда ли?

Шевченко явно не был настроен вести философские беседы, а потому перевел разговор в деловую плоскость:

— Демидыч, ты еще не скоро на боковую?

— Нет-нет. Видишь ли, в последние годы, в силу разных обстоятельств, я раньше часа-двух ночи почти никогда не ложился. Теперь вот в привычку вошло.

— Прекрасно, — кивнул Тарас и сменил интонацию на просительно-доверительную. — Слушай, ко мне тут сейчас одна женщина заглянуть должна… э-э… Обговорить ряд служебных моментов. Ну, ты понимаешь… Днем тяжело минутку выкроить. Работа, начальство, туда-сюда… Короче, покараулишь часок-другой в оперской, пока мы тут с ней… э-э… пообщаемся?