Андрей Константинов - Гоблины. Сизифов труд

— Настоящий?

— Травматический. Но при умелом использовании — тоже мощная штука. Однако, думаю, до этого не дойдет: Валера клятвенно гарантировал нам безопасность и неприкосновенность.

— А вашему ученику можно верить?

— Вообще-то я была не самой плохой учительницей. Веришь — нет?

— Верю, — искренне ответила Анечка. — А где мы сейчас едем?

Ольга осмотрелась по сторонам:

— Проезжаем бывший парк Ленина. Теперь уже совсем близко. Минут десять езды, не больше…

Иван Демидович Филиппов сидел в оперской за рабочим столом Шевченко и вполголоса слушал телевизионные новости. Чтобы растянуть удовольствие «на подольше», он отложил в сторону томик Лебона и сейчас листал впопыхах оставленную Тарасом папку с материалами служебных проверок. Вообще-то такие вещи в обязательном порядке следовало хранить в сейфе, но у воспарившего на крыльях любви Шевченко сей пункт секретной ведомственной инструкции вышибло из головы напрочь. Как перегоревшую пробку. Таким образом, в течение получаса Иван Демидович с интересом ознакомился со справками по делам зашифровки, схемами эвакуации подразделения при чрезвычайных ситуациях, актами списания средств на оперативные расходы, объяснительными записками сотрудников и прочими чрезвычайно увлекательными, хотя и не всегда понятными служебными документами. Чуть дольше Филиппов задержался на хранящейся в отдельном файловом кармашке ксерокопии фотографии некоего Зечи. Согласно прилагавшейся пояснительной записке, именно этот человек, занимавшийся проведением силовых акций по заказам лидеров ОПГ Литвина, мог быть причастен к убийству АйрапетянаВ.С., а также к огнестрельному ранению Ильдара Джамалова. Об этой истории Иван Демидович доселе не слышал, хотя в курилках имя Зечи контекстно периодически всплывало.

С фотографии на Филиппова смотрело скуластое, волевое, умное лицо. Его можно было бы даже назвать красивым, если бы не глаза — круглые, с угадываемым даже по неважнецкого качества снимку неестественным, настораживающим блеском. Покойная супруга Ивана Демидовича в бытность свою увлекалась обывательско-восточной мистикой. В частности, физиогномикой. На память Филиппов никогда не жаловался, так что ему не составило труда припомнить, что согласно китайской классификации типов глаз, построенной на символах животных, такие глаза именуются «глазами тигра». Обладателю коих свойственны импульсивность и жестокий характер. С этих позиций — да, безусловно, такой человек в самом деле мог быть причастен к убийству. Хотя с научной точки зрения, а Иван Демидович по натуре своей был академист и атеист, всё это — чушь собачья. Или кошачья. К слову, согласно той же классификации, человек с «глазами кошки» являет собой типаж ненадежный, с отвратительным характером. Меж тем кошек покойница-супруга обожала до беспамятства.

На пульте призывно зазвонил служебный телефон, и Иван Демидович, в соответствии с полученными от Тараса инструкциями, отправился в курилку. Подойдя к закрытой двери, он прислушался невольно: изнутри приглушенно доносились не допускающие двойного толкования стоны, всхлипы и «почавкивания». Филиппов крайне деликатно, тихонечко постучал — реакции не последовало. Он постучал погромче и понастойчивее — результат тот же самый, производственный процесс «согласования» за дверью продолжался с прежней интенсивностью. А телефон в оперской меж тем продолжал захлебываться. Вздохнув, Иван Демидович сугубо для галочки постучал в третий раз и заковылял обратно — разруливать непростую ситуацию самостоятельно…

— …Поэт-песенник! Ты что там, подушку плющишь, что ли?! — ворвался в трубку рассерженный голос Мешечко.

— Извините, Андрей Иванович. Но это не Тарас.

— Не понял юмора? Это ты, что ли, Иван Демидыч?

— Я.

— Зашибись! А где Шевченко?

— А он… он сейчас не может подойти.

— И чем же он в данную минуту так занят?

— Он… он… в туалете, — нашелся Филиппов. — У него это… В общем, приступ диареи.

— Очень вовремя. Ладно, есть под рукой чем записать?

— Сейчас, минутку… Да, готов.

— Оставь этому засранцу записку, чтобы на завтра, на восемь утра, выписал наряд Джамалову к адресу свидетельницы Кобзевой. Все остальные, исключая Прилепину, работают согласно индивидуальным планам. Ольгу Николаевну разыскивать не нужно: я поручил ей специальное задание. Записал?… Теперь далее: к двенадцати ноль-ноль Олег Семенович должен прибыть в Управление кадров на совещание замполичей. Пусть Тарас обязательно внесет это дело в «разблядовку», а то он вечно про Кульчицкого забывает. Есть контакт?

— Есть, записал.

— Далее. Меня завтра в первой половине дня не будет. Если что серьезное, пусть звонят на трубку. Но лучше бы ничего серьезного не сыскалось. Есть?

— Есть!

— И тогда самое последнее, Иван Демидыч! Поройся в аптечке, она у нас в оперской, на шкафу лежит. Там должен быть активированный уголь. Заставь этого дристуна сожрать всю упаковку, ибо завтра он нужен будет живой и здоровый. Всё, спокойной вахты, дружище!..

«Уф-ф! Пронесло!» — выдохнул Филипов, возвращая на базу раскалившуюся трубу.

Здесь: Тараса пронесло. В другом, на сей раз — в допускающем двойное толкование смысле.

Стрельна,

Сергиевское кладбище,

11 августа 2009 года,

вторник, 23:15 мск

Старое Сергиевское кладбище спиной своей примыкало к комплексу построек Свято-Троицкой приморской Сергиевой пустыни. Место это в российской истории знаменитое, намоленное. Достаточно сказать, что сам монастырь основан еще в тридцатых годах XVIII века по указу императрицы Анны Иоанновны. Подлинный же расцвет пустыни начался ровно столетие спустя, когда ее наместником назначили архимандрита Игнатия, автора знаменитых «Аскетических опытов». После революции монастырь, как водится, «раскассировали», а на его территории организовали трудовую коммуну для трудновоспитуемых подростков. Ну а после войны в стены бывшей колонии для «дефективных» вселили Ленинградскую специальную школу милиции. Которую, к слову, в свое время заканчивал бывший наставник Прилепиной, а ныне подполковник милиции в отставке Василий Александрович Золотов.

Ольга и Анечка, нервно переминаясь с ноги на ноги, ожидали в условленном месте, опасливо поглядывая в сторону пугающего тишиной погоста. Белые ночи давно сошли на нет, поэтому в двенадцатом часу было уже довольно темно. Добавляя тем самым к и без того гнетущей атмосфере дополнительной мистической жути. А тут еще и дождик принялся накрапывать.

— Жутковато здесь. Правда? — тихим шепотом сказала Анечка.

— Есть такое дело. Еще и погода, как назло, шепчет: займи да выпей. Кстати, у меня с собой есть. — Прилепина достала маленькую фляжку, ставшую неизменным аксессуаром в ее сумочке со времен службы в «карманном». — Хочешь, для храбрости?