Инна Бачинская - Поджигательница звезд

– Немедленно! – надрывалась Вера. – Никаких котов в моем доме!

Она схватила швабру. Увидев швабру, Павлик заголосил еще горше. Шибаев взял Веру за плечи и вытолкал из кухни. Они сидели на корточках у холодильника – он и Павлик – и сторожили котенка. Вера немного покричала из-за двери, но ломиться не стала, и Шибаев понял, что жена не знает, как поступить, – редкий случай в их семейной жизни. А сдаться вот так сразу – это не в ее характере. Ей было жалко Павлика, кроме того, воспитательница в детском садике говорила, что для воспитания ребенка необходимо животное в доме. Котов Вера не любила, мышей боялась, даже белых. Хомяк у них жил, но сдох, что создало для Павлика стрессовую ситуацию. О собаках не могло быть и речи – воняют псиной, и кто, спрашивается, будет их выгуливать?

– Кис-кис-кис! – звал Павлик, заглядывая в щель. – Папа, а если он никогда не выйдет?

– Выйдет! Мы его сейчас угостим… А ты знаешь, что любят котята?

– Молоко!

– Правильно! – Шибаев встал, достал из холодильника пакет с молоком.

– Дай я! – Павлик осторожно принял из его рук блюдце с молоком, поставил на пол, улегся рядом. Позвал: – Кис-кис-кис! А почему он не выходит? – спросил он через минуту.

– Сейчас выйдет. Ты уже придумал, как его зовут?

– Придумал! Его зовут Шипик! Потому что он шипит!

Шибаев словно слышал тонкий голосок сына, зовущий «кис-кис-кис!».

Шипик остался у них. Вера поворчала, но смирилась. Только и сказала однажды, что это не кот, а уличная шпана, – после того как Шипик стянул со сковородки горячую котлету и тут же ее сожрал. «Куда в него столько влазит? – вопрошала Вера. – Ведь только что кормила!»

Кот оказался проблемным – настоящее дитя улицы, трудный подросток,*censored*ган и драчун. Он не пропускал ни одной уличной драки, ходил с исцарапанным носом, хромал, но не сдавался. Все котята на их улице были в него мастью, а соседи жаловались, что он ловит голубей, ворует по балконам и даже гоняет собак – соседского воспитанного пуделя Арно. А кроме того, он любил драть когтями туфли в прихожей. «Бандит! – кричала Вера, держа в руках растерзанные туфли. – Выходные, единственные!» – «А ты прячь в ящик», – посоветовал Шибаев. Когда Шипик проделал то же самое с его туфлями, он взял его за шкирку, потыкал носом в испоганенную обувку и сказал: «Еще раз сделаешь, спущу в унитаз». Похоже, кот понял, потому что проблемы с обувью прекратились. Он был далеко не дурак.

Были у Шипика и хорошие стороны, одна, во всяком случае: неписаный кодекс поведения, согласно которому кот никогда ничего не позволял себе дома. А однажды поймал мышь, после чего Вера, прожужжавшая все уши Шибаеву про эту мышь, отмякла. Как-то постепенно все стали звать кота Шпаной, сначала в шутку, а потом всерьез – кличка прижилась, она подходила коту больше, чем Шипик – ни рыба ни мясо. Когда они с Верой развелись, бывшая жена категорически отказалась брать кота, а Павлик еще долго рвался к Шпане. Когда они гуляли по выходным, сын подробно расспрашивал, как там Шпана. И Шибаев рассказывал, что кот вчера опять подрался, и ему опять расцарапали нос, что он научился запрыгивать домой в форточку и открывать лапой холодильник. Павлик громко смеялся, слушая о подвигах кота, не подозревая, что папа многое придумывает, а Шибаев смотрел на сына и тоже радовался.

Оставшись одни, Шибаев и кот мирно сосуществовали, не наступая друг другу на горло. Когда Шпана был голоден, он подходил к хозяину и сипло мяукал. Он не умел мяукать громко – видимо, сорвал голос еще в детстве, а кроме того, был вообще неразговорчив. Поев, снова подходил к Шибаеву и тыкался круглой башкой ему в колено – благодарил. После чего шел на диван вздремнуть перед работающим телевизором, который его завораживал.

И вот теперь Шибаев сидел на корточках над умирающим котом, держа его за лапу. Алик угадывался где-то сзади. Кот вдруг издал горловой звук, вытянулся и запрокинул голову. Шибаев почувствовал жжение в глазах.

– Чем больше я узнаю людей, – пробормотал сзади Алик, – тем больше мне нравятся… коты…

Шибаев встал и пошел из кухни. Алик побежал следом.

– Саша… – предостерегающе произнес он из-за его плеча. – Саша, не надо! Давай еще раз к ветеринару!

Но Шибаев не услышал. Он остервенело давил на кнопку звонка на соседской двери, и лицо у него было перевернутое.

– Ты… блин… ключи надо носить, – раздалось из-за двери невнятно, и она распахнулась. Увидев, кто стоит на площадке, сосед Колян, пьяница и чмо болотное, попытался захлопнуть дверь, но Шибаев успел вставить ногу. – Чего надо?

– Сейчас узнаешь! – Александр шагнул внутрь.

– Ты, Сашок… эта… что случилось? – залепетал Колян.

– Ты что с котом, *censored*, сделал? – Шибаев испытывал слепящую ярость.

– А что… ничего! Поучил малость, а чего он, зараза, на стол лезет! – Вспомнив, как кот сидел на столе, Колян вдруг осмелел и пихнул соседа кулаком в грудь. Пьяный, он переходил от желания обнять весь мир к агрессии мгновенно. – Твой кот… блин… мы таких с пятого этажа… пацанами! Я тебя давно секу… за Светкой, ментяра поганый! Я все знаю! Она твоему коту дает мясо! Мужу суп, а этой падле мясо! За мои деньги! Я все знаю… как ты ее… как она к тебе бегает… все соседи… эта… А ну, давай отсюда!

Он завелся и верещал дурным голосом. Оказывается, дело не только и не столько в коте, застуканном на столе, сколько в ревности, этом зеленоглазом чудище. Колян, оказывается, ревнует жену к соседу.

Шибаев размахнулся, и Колян отлетел к стенке. Александр вложил в удар все разочарования последних дней, не чувствуя боли в ушибленной руке, не замечая крови. Он размахнулся еще раз, и тогда на нем повис Алик с криком: «Саша, не надо! Отпусти!», он опомнился.

– Пойдем, Саша, пойдем, – приговаривал Алик, таща Шибаева к двери. Они вышли на площадку. Дверь за ними сразу же захлопнулась, Колян прокричал что-то обидное им вслед и загремел внутри замками, и Алик сказал с облегчением: – Живой! – Подумал и добавил: – Он ударил первым. Ты защищался! Если что, я свидетель.

Они вернулись к себе, постояли молча над Шпаной, который все еще дышал, а душа его, если у котов есть душа, наверное, уже пробиралась где-то там, в запредельном мире, по незнакомым тропам, среди высокой травы, принюхиваясь к незнакомым запахам и замирая с поднятой лапой при каждом шорохе…

Кристина вытерла слезы и побрела на кухню. Включила кофеварку и задумалась. Игорь… Все-таки позвал… Она улыбнулась, запрокинула голову, потянулась… Как все складывается… Целых четыре года. Бесконечных четыре года! Но она надеялась. Все время надеялась! Она знала, что позовет. Не может не позвать. Ждала, проверяла почтовый ящик, где, кроме счетов, никогда ничего нет. Вспоминала… Как он любил ее! Господи, как он любил! В секретере целая папка рисунков – Примавера в венке из хмеля, Мавка с охапкой полевых цветов, Ундина в короне из горящих гроздей рябины… Белые волосы, прозрачные глаза, улыбка на кончиках губ… Все она, Кристина. Он насмотреться на нее не мог. Однажды ночью она проснулась – горела свеча, Игорь сидел в кресле с альбомом. «Не шевелись, – прошептал он. – Еще чуть-чуть!» Она закрыла глаза, вспыхнув, испытывая такое счастье, что впору взлететь.