Юлия Алейникова - Ангел Смерти

– Слушай! А ведь у них могли быть разные фамилии! – встрепенулся вдруг остывший и сразу же подобревший Амбросимов. – Живо, звоним в паспортный стол, пусть посмотрят, какая у нее была фамилия! – Выкрикнув эту фразу, Сашка вскочил с места и, обежав вокруг стола, сам набрал телефонный номер.

Андрею оставалось лишь ждать. Вот за это он всегда и любил приятеля – за отсутствие умственной лени и за предприимчивость.

– Ну, точно! Лоншакова Евгения Дмитриевна! И дата ее смерти есть: двадцать шестое декабря, – радостно помахал бумажкой в воздухе Саша. – Только я уж в больницу больше не поеду. Позвоню девчонкам, пусть сами пробьют, а для меня потом официально справочку оформят. Ну? Что я тебе говорил?! – победно поглядывая на приятеля, спросил маленький шустрый Амбросимов. – Эх ты, Фома неверующий, надо внимательнее относиться к сыщицкой интуиции!

Последнее замечание прозвучало как-то неуместно, без всякой связи с происходящим. Но, вероятно, в голове у Амбросимова родилась и укоренилась некая версия происшедшего, согласно которой именно он, Саша, настаивал на связи Алферьева с Кострюковым и был уверен в том, что связь эту он обнаружит, а Андрей всячески подобной вероятности противился. Но разбираться в том, что именно происходит в голове у приятеля, Андрей не собирался, посчитав эту проблему несущественной, к тому же у всех у нас свои странности. Он полностью сосредоточился на деле.

– Есть! Жена Алферьева поступила в дежурство Кострюкова! Завтра же рвану в больницу, выясню, были ли какие-нибудь разбирательства в связи с ее смертью, – записал что-то в свой блокнот Саша.

«Ну вот, – без всякой радости подумал Андрей, – так я и знал…»

– Теперь надо выяснить все о связи Алферьева с Тюриковым, – мрачно заметил Андрей, глядя на довольного Амбросимова.

– Так ты и впрямь думаешь, что это он их всех порешил? – теряя боевой задор, с сомнением спросил Амбросимов.

– А ты думаешь как-то иначе?

– Ну, не знаю… А каков мотив? Ни с Тюриковым, ни с третьим трупом у Алферьева никакой связи нет. Я так думаю, – тут же поправился Саша. – Кроме жены, насколько я знаю, все родственники Алферьева живы?..

– Ты забываешь, насколько близко он принимает к сердцу чужие несчастья. Его доброе отзывчивое сердце не может оставаться равнодушным к чужой беде, потому он и аферу с фондами раскусил, что пытался людям помочь. Человека срочно к операции нужно готовить, а к нему с какими-то бумажками лезут! Другой бы плюнул и мимо прошел – мало ли своих дел? А Алферьев не смог.

– То есть ты думаешь, что он в мстителя превратился? Этакий Робин Гуд в белом халате, защитник сирых и обездоленных?

– Я думаю, что после смерти жены у него начались проблемы с психикой, и убийство Кострюкова в норму ему прийти не помогло, скорее наоборот, выпустило джинна из бутылки. Да еще, как назло, единственный родной человек, его дочь, уехала с мужем в Англию. Он, по сути, остался один на один со своей утратой.

– Слушай, Андрюха, не для протокола: зачем тебе понадобилось все это ворошить? Мало других подвигов? Чего ты прицепился к этому деду? – Амбросимов сидел на краю стола и пристально смотрел в глаза друга живыми и пытливыми глазами, исполненными укоризны.

– Ты в своем уме?! – строго спросил Андрей. – Он пять человек убил! Убил! Понимаешь? Раньше за это вышку давали.

– Ну, во-первых, это еще не доказано. Во-вторых, как ты сам понимаешь, на совести этих деятелей тоже грехи имеются. И, возможно, не менее тяжкие. Сколько народу по вине твоего Котляра на тот свет отправилось?

– Двое.

– Вот! Может, тормознем, пока не поздно? Побеседуем с Алферьевым неофициально, в больничку его положим – подлечиться. Так-то он мужик вменяемый. Даже очень.

– Ты что, психиатр, его вменяемость устанавливать? А если у него завтра еще что-нибудь перещелкнет в голове и он начнет всех подряд крошить? – постарался отбросить эмоции Андрей. – Людей в магазине, взявших с полки понравившийся ему товар, дворников – за плохо убранные лестницы, парикмахеров – за неудачные стрижки, сотрудников правоохранительных органов, не проявивших должного рвения при раскрытии преступлений и отправивших в тюрьму невинных жертв, оставивших безнаказанными истинных преступников.

– Не перегибай, – поморщился Саша.

– А чего ты от меня хочешь? Чтобы я пожалел его? – сменил тон Андрей, отбросив излишнюю браваду. – Да, мне его жаль и, возможно, не меньше, чем тебе, а то и больше! Но сам подумай: как мы с тобой будем спать по ночам, если его состояние действительно обострится? Ведь у каждого из убитых были семьи, дети, родители. Им-то каково? А если он ошибся и кто-то из убитых был невиновен?

– Ладно. Не кипятись. «Работа у нас такая…» – напел Саша. – Начнем искать улики. И, кстати, что с Тюриковым-то делать будем и с третьим, с Полушкиным, как их к Алферьеву привяжем? – выдержав продолжительную паузу, спросил Амбросимов.

– Надо узнать для начала, не умирали ли у них пациенты в последние полгода перед их смертями? Если умирали, разыскать их родственников и начать проверку связей, Алферьев мог узнать о случившемся через третьих лиц. Так что – приступай.

– «Приступай»?! Я?!

– А ты думал, я за тебя твои дела расследовать буду? Нет уж, голубчик, я тебе и так все на блюдечке с голубой каемочкой преподнес. Мне еще с Бурмистровым и Котляром разобраться надо!

Следующие две недели Андрей работал, что называется, на износ. Отчего-то ему не хотелось лишний раз подключать к делу своих сотрудников, даже Окунькова он старался занять поручениями так плотно, чтобы не возникло соблазна втянуть его в расследование. Андрей уже понимал, что идет по верному следу и ошибки быть не может, и все же глубоко в душе он надеялся, что это недоразумение как-то разрешится.

Ему нравился Алферьев, он не хотел в нем разочаровываться, придумывал для него тысячи оправданий, и все же настал день, когда они с Амбросимовым получили ордер на его арест. Андрей знал, что с момента перехода Алферьева на работу в детскую онкологическую больницу прошло уже несколько недель, и опасался, что этот переход состоялся неспроста, поэтому откладывать его задержание было просто опасно. Хотя… Андрей тяжело тряхнул головой и вышел из лифта.

Обитая черным дерматином дверь выделялась среди своих современных железных собратьев, видимо, Родион Михайлович не опасался ничьих вторжений. Андрей выдохнул и нажал на кнопку звонка.

Дверь распахнулась почти сразу, без всяких вопросов и проволочек.

– Андрей Петрович! – серо-голубые глаза Родиона Михайловича светились простодушной детской радостью. – Вот не ожидал! Проходите, пожалуйста. А я уж думал, вы с нами все дела закончили. Никого из ваших коллег в больнице давненько не видели.