Анна Шахова - Тайна силиконовой души

– Бывает, – философски заметил Дмитрий, направляясь к двери «Архив».

В комнатке, заставленной стеллажами с историями болезней, царил строгий порядок. Никаких излишеств в виде «цветуечков» и сувенирчиков на столе. Компьютер с ветхим, задастым монитором, прибор для ручек, папки. Из-за стола торчала седая голова с куцым пучочком. В Митрохина из-под массивных очков вперились глаза-буравчики.

– Здравствуйте. Оперуполномоченный Митрохин Дмитрий Анатольевич. Необходимы сведения по одной из воспитанниц вашего интерната.

– Кто интересует? – спросила, не поздоровавшись, бабулька.

– Скупина Маргарита.

– А-а… Понятно. Хронический невроз. Панические атаки. Отставание в развитии. А впрочем, ничего особенного. Просто социально запущенный, брошенный ребенок. Таких, легких, у нас немного. И здесь им, в общем, не место.

– Вы ее так хорошо помните?! – поразился Дмитрий.

– Да как же не помнить! Я врачом ее лечащим была. Всех своих пациентов помню до единого. Без малого сорок лет тут оттрубила. Да вы присаживайтесь, – архивариус указала Митрохину на стул.

– Вас как звать-величать? – оперативник решил во что бы то ни стало расположить к себе памятливую тетку, которая, он чувствовал, может существенно помочь ему.

– Элла Гориславовна Сперанская. Да-да, Дмитрий Анатольевич, я одна из потомков того самого, великого реформатора. – Элла Гориславовна проникновенно покачала головой, глядя внимательно на Митрохина, который в ответ также понимающе закивал, хотя фигуру «великого реформатора» помнил смутновато. Вроде что-то из начала девятнадцатого века.

– Ну, перейдем к новейшей истории, – Дмитрий достал из папки фото, которое уже демонстрировал директору.

– Боже мой! У меня такой нет! – умилилась бывшая врачиха, рассматривая групповой снимок. – Это я. Видите? – она ткнула артрозным пальцем в фигуру строгой, даже суровой женщины, стоявшей в группе врачей в центре фотографии: тот же пучок, только темный, а не седой, очки…

– А это Маргарита? – Митрохин указал на личико одной из девочек.

– Да-да. Скажите, она жива? – Сперанская задала вопрос таким тоном, будто и не рассчитывала на положительный ответ.

– Нет. Она умерла от отравления наркотиками.

– Ясно, – вздохнула врачиха. – Все они обречены на слишком короткую и страшную жизнь. Умирают рано, если не от болезней, так от образа жизни. Они же все брошенные. Никому не нужные. Сегодня, к примеру, дети с даун-синдромом доживают до преклонных лет в семьях с хорошим уходом. А у нас? – Сперанская махнула рукой.

– Но медицина ведь сегодня может дать более качественное лечение, чем десять лет назад?

– Медицина может. Интернат – нет. Вы думаете, что увидели благолепие в кабинете этого профана и ворюги и составили объективное впечатление о здешнем доме скорби?

Митрохину уже определенно нравилась смелая, откровенная Элла Гориславовна.

– Вас, конечно, не пустят на детскую территорию. А хорошо бы вам было увидеть этот мрак и ужас. Все как было при мне – а было ох как страшно! – так и осталось. Ну, может, белье периодически меняют да игрушки спонсорские дарят. Питание – ужасное! Медикаменты – самые примитивные, сажающие и печень, и почки, и иммунную систему. В общем, лечим от бедности тем, что давно забыто в мире.

– Такое ужасное финансирование?

– Конечно, бюджет невелик. Но и он видите на что идет? Телевизоры да коньяки. Смотреть противно. И больно.

Элла Гориславовна встала со стула, прошла к архивным полкам. Она была маленькой и тощей, одетой в старое синтетическое платье коричневого цвета с белой вставкой на груди. Митрохин вспомнил свою учительницу с продленки – семидесятилетнюю старушку, которая годами носила один и тот же синий костюм. Когда Дима пришел в прошлом году на вечер одноклассников, то встретил бредущую по коридору, согбенную Светлану Леонидовну. Она по-прежнему что-то делала в школе и была в неизменном синем костюме, который теперь на ней болтался, как ветошь на пугале.

– Хотите посмотреть личное дело и карту Скупиной?

– Да, безусловно. И еще – документы ее подруг. Вы помните, с кем она была близка из детей в интернате?

– Особой дружбы тут между детьми не наблюдается. – Сперанская подвинула маленькую стремянку поближе к полке, взобралась с осторожностью по ступенькам, порылась, достала объемистую папку.

– Вот дело Скупиной. А подруги… Была у нее защитница: отбивала очень плаксивую, слабенькую Риту от детей. Да что вы на меня так смотрите? Тут подростки и дерутся, и… в общем, не буду я вам объяснять. Буйных привязывают и колют седативными препаратами. Все как в психушке. Поэтому слабым деткам очень трудно. – Элла Гориславовна слезла со стремянки, передвинула ее к другому стеллажу, влезла, стала перебирать папки. – Вот. Людмила Закромова. Интересный, я вам скажу, типаж. Из таких или Жанны д’Арк получаются, или великие злодеи. Сила, изворотливость, ум и потрясающая жестокость. Сперанская, подойдя к столу, хлопнула папки перед Митрохиным.

– А что же эта, – Дмитрий покосился на обложку серой папки, – Людмила Закромова тут у вас делала с выдающимися способностями?

– А она эпилептик. Это хроническое заболевание головного мозга. Кстати, одно из самых распространенных нервно-психических расстройств. Может вести к необратимым изменениям личности. Впрочем, в случае с Закромовой все оказалось не столь страшно. Единичные припадки. Положительная динамика на выходе из интерната. А вот привезли ее к нам лет в семь-восемь с сильнейшей падучей. Сирота – ясное дело.

Митрохин открыл папку, взглянул на фотографию. На опера смотрела прямым, жестким взглядом уродливая девочка: с приплюснутым асимметричным носом, к которому тянулся рубец от обезображенной верхней губы.

– А что с лицом?

– Заячья губа. Она была очень уродливой. После школы, которую Мила, по-моему, очень прилично закончила, ее не перевели в приют для взрослых. Видимо, какие-то родственники все же нашлись.

– А еще? Еще какие-то подруги были у Скупиной? Может быть, кто-то из медперсонала? Никого по имени Арина не помните? – Митрохин был страшно разочарован. Видимо, ниточка с приютским прошлым Скупиной вела в никуда.

Элла Гориславовна задумчиво покачала головой:

– Нет. Больше, видимо, ничем не помогу вам.

Митрохин все же записал данные и Скупиной, и Закромовой. На всякий случай переписал координаты еще нескольких бывших одногруппниц Маргариты, более-менее вменяемых, со слов Сперанской.

Детектив поблагодарил Эллу Гориславовну, которая проводила Дмитрия до пластиковых дверей, но так и не спросила его – в чем цель визита полицейского. Да, выдержке и достоинству этой маленькой старушки можно было позавидовать.