Галина Романова - Ведьма отмщения

Она и поменяла. Будущее материнство на аборт. Счастье с любимым на чужие, хорошо оплачиваемые ласки. Работу медицинской сестры на работу на точке.

Серега долго ходил за ней. Даже как-то пытался купить ее на час. Плакал. Умолял вернуться, все бросить. Лидочка не послушалась. И он начал пропивать свой талант, свою жизнь и все светлые мечты на их совместную жизнь. Опускался стремительно. Все деньги, которые она ему давала и которые он вполне мог бы потратить с пользой для себя – квартиру отремонтировать, приодеться, работу поискать, – он спускал с невероятной скоростью.

– Как пришли, так и ушли, – говаривал он. – Еще дашь. Ты же меня не бросишь, Лидуша? Нет?

Она и не бросала, опекала его, насколько ей хватало терпения. Временами поручала всякие мелкие пакости. Как вот, к примеру, последнюю. Лидочка случайно подслушала, как ее будущий муж разговаривал с мужем Машки по телефону. И тот пожаловался Мишане, что Машке кто-то названивает на домашний телефон и молчит.

– А Машка что? Паникует? – Мишаня тут же раздвинул рот в довольной улыбке, он всегда радовался неприятностям сестрицы.

Что ответил Машкин муж, Лидочка не слышала. Но Мишаня удовлетворенно повторил:

– Паникует… А что хоть ей говорят, когда звонят? Тебя не сдают? Нет? Это главное, Вован. Значит, молчат? Че-то какая-то фигня, не находишь?

Лидочка больше не стала слушать, в ее прехорошенькой головке тут же созрело решение присоединиться к телефонному террористу. А почему нет? Досадить удачливой золовке, которая за последние месяцы не нашла часа, чтобы с ней познакомиться? Да завсегда рады!

И они с Серегой составили план пакостничества. Только решили обойти телефонного террориста. Они продвинулись дальше. Решили, что позвонят Машке на мобильный с ее же домашнего. Вот будет потеха, а! Она же просто собственную селезенку сжует, пытаясь догадаться, кто такое с ней проделывает.

И Лидочка приступила к осуществлению плана пакостничества.

Перво-наперво, она срисовала номер мобильного Машки, забравшись в память телефона своего Мишани. Потом сняла слепок с ключа Машкиной квартиры в доме у будущего свекра. Туда как раз его зять пожаловал с визитом, они с Мишкой Вову там ждали для беседы и знакомства. Знакомство, конечно, вышло так себе. Папаша из кожи вон лез, чтобы Лидочку в грязь втоптать. Мишка нервничал, Володя дергался, а Лидочка терпела. И попутно, отпросившись в туалет, сняла слепки со всех ключей на связке, что у Вовчика в кармане нашлись.

Потом она купила в аптеке бахилы и пару перчаток. Снабдила Серегу ключами, бахилами, перчатками, подробными инструкциями и задатком в небольшую сумму. Вызнала у Мишани, как бы между прочим, когда Машка и ее благоверный разъедутся в выходные в разные стороны, оставив квартиру пустой, и…

Ждать пришлось аж месяц целый. То Машка дома, то Владимир. В рабочий день не сунешься, вдруг кому приспичит домой заглянуть. Одна надежда была на выходные. Когда оба уедут отдыхать, да подальше.

Дождались! И приступили к осуществлению. Да только все пошло не так. Вернее, первая часть их плана прошла как по маслу. А потом начались сбои, да какие!

– Ладно, проехали, – произнесла Лидочка со вздохом, подошла к дивану, на котором горбился ее бывший возлюбленный, погладила его по жестким давно не мытым волосам. – Будем считать, что на хате тебя задержали дела, но ты благополучно оттуда смылся. Из подъезда не успел уйти, поднялся наверх. Но…

– Но что?

Он поднял на нее взгляд, полный надежды. Вдруг не уйдет сразу, вдруг останется, иногда бывало, иногда Лидочка даже купала его и ложилась с ним.

– Но зачем ты потом вернулся в хату, дубина?! – Она легонько стукнула его кулачком в лоб, затем схватила за затылок и прижала его голову к своей груди. – Зачем, Сережа?!

Он почти задохнулся от судорожного вздоха. Зажмурил глаза. Осторожно тронул кромку ее плаща, тронул заскорузлыми руками ее коленки, погладил.

Лидочка… Его любимая и единственная…

Он все готов был простить ей, все. Он любил ее, очень любил. Даже такую… продажную. И она где-то глубоко, глубоко в душе любила его. Он это знал, он чувствовал. Из одного сострадания, жалости она бы не приходила сюда. Она тоже его любит. Только изменить уже ничего не может. И он тоже не может.

– Я не понял, что произошло, потому и зашел снова, – прошептал он, с трудом переводя дыхание.

От Лидочки привычно пахло острыми духами, пудрой и чем-то еще, чем-то интимным, действующим на него подавляюще. Сергей отстранился, уронил руки на диван.

– Я слушал, как эта баба по телефону с кем-то говорит. Ходит по квартире. Я как раз спустился этажом ниже и проходил мимо двери. Тут слышу, кто-то снизу чешет, по лестнице. Я снова наверх. Смотрю, мужик…

Он замолчал, поднял на нее взгляд, полный страха и укоризны. Она ведь его вовлекла во все это. Из-за нее все! Пусть только попробует не остаться, стерва!

– И что тот мужик?

Лидочка снова уселась на стул, распахнула полы плаща, погладила себя по ляжкам, как раз в том месте, где ажурные резинки врезались в гладкую бледную кожу. Ухмыльнулась, прочитав в его глазах жадность, прошептала:

– Пока не помоешься, даже и не думай!

– Ага! – он мотнул головой, тут же вспомнил, что кусок мыла у него остался с прошлого ее визита и еще одноразовый шампунь в плоском пластиковом квадратике. Этого должно хватить, чтобы смыть с него недельную грязь.

– Так что мужик, Сережа?

Лидочка закинула ногу на ногу и прикрыла их тут же плащом, затравку проглотили, теперь он сделает все и даже больше.

– Мужик этот постоял возле двери, послушал. Пару минут, не больше. Потом легонько так локоточком дверь толкнул. – Сергей судорожно сглотнул, не сводя глаз с подола ее плаща, запахнутого наглухо. – И вошел в квартиру. Сначала тишина, потом баба эта вскрикнула негромко и коротко. И все…

– И что дальше? – Лидочка принялась рассматривать свой идеальный маникюр, покачивая левой ножкой.

– Дальше стук такой, как будто что-то уронили. Потом какая-то возня и… И мужик этот из квартиры вышел и вниз по лестнице пошел. А я…

Тут Сергей смутился и замолчал. Дальше он совершил самую большую, на его и ее взгляд, глупость. Так нельзя было поступать, а он поступил. И подставился.

– А ты, милый?

Улыбка Лидочки сделалась до приторного елейной. Но глаза при этом заледенели, сделавшись похожими на два осколка от его рюмок из венского стекла. Остались от прежней жизни с родителями. Красивые такие рюмочки, синие с матовым стальным отблеском, когда на них падали лучи света, они холодно искрились. Вот у Лидочки сейчас стального блеска в глазах было много больше, чем синевы.

Он боялся, когда она бывала такой. Случалось это не часто, но случалось. Она могла его и побить. Сильно, до синяков. Однажды даже ребро ему сломала. Он не сопротивлялся. Как же он с ней? В рукопашную? Он не мог.