Ольга Баскова - Вуаль темнее ночи

– Ничего, – утешала ее женщина. – Мы все переживем.

На следующий день Вера столкнулась с Романом в фойе, но он едва кивнул ей. И она поняла: теперь Бучумов будет всячески избегать ее. А если она выйдет на серьезный разговор, то артист, еще чего доброго, наговорит ей неприятные вещи. Нет, пусть все останется так, как есть.

Она принялась за изготовление доспехов, при этом думая, как отомстить.

– Но я не придумала ничего лучше, чем испортить его фотографию, – пояснила она Пете. – Ее я взяла с его столика, когда мы… – девушка зарделась. – Думала, снимок все время будет со мной. Но подменить оружие… Нет, я бы не смогла…

Прохоров нахмурил рыжеватые брови:

– Вера, – сказал он, – ну посудите сами, у вас был мотив, вы, впрочем, его и не отрицаете, и вы имели доступ к бутафории. Если наше начальство распорядится, я буду вынужден вас задержать.

Она опустила голову:

– Я понимаю.

Прохоров встал:

– Пройдемте со мной. Сейчас вы повторите то же самое моему начальнику.

Вера не возражала.

Леонид Сомов, молодой белокурый лейтенант, терпеливо сидел в коридоре кардиологического отделения и ждал, когда пожилой врач с длинным острым носом позволит задать Валерию Руденко несколько вопросов. Сначала доктор вообще не хотел исполнять его просьбу:

– Вы понимаете, что пациент доставлен в тяжелом состоянии? – все время повторял он.

Леонид пытался парировать:

– А вы понимаете, что в театре произошло убийство? И ваш пациент может нам помочь.

Наконец врач махнул рукой.

– Вы ведь отсюда не уйдете, – констатировал он. – Ладно, когда Руденко придет в себя, я разрешу вам побыть с ним несколько минут.

– У него сердечный приступ? – поинтересовался Сомов. В его вопросе врачу послышалось недоверие.

– Представьте себе, самый настоящий, – презрительно бросил он. – Если вам неизвестно, что это такое, могу провести ликбез. У больного наблюдаются дискомфорт, давление, боль в груди, заложенность в ушах, потоотделение, тошнота, учащенное сердцебиение. Кардиограмма также не очень хорошая. Слава богу, нет инфаркта. Однако сердце этому человеку просто необходимо подлечить.

– Верю, – кивнул Леонид.

Доктор неожиданно смягчился:

– Я обещаю, как только – так сразу.

И врач не обманул. Правда, Сомову пришлось подождать около часа, однако симпатичная черноволосая медсестра, появившаяся из палаты Руденко, махнула ему рукой:

– Заходите. Но только на пять минут.

– Разумеется, – согласился лейтенант. Он вошел в палату и обрадовался, что Руденко находился там один. Больной лежал на кровати и тяжело дышал. Его синеватые губы чуть дрогнули при виде полицейского. Некрасивое лицо, словно изъеденное оспой, было бледно.

– Доктор не хотел, чтобы я сегодня разговаривал с вами, – начал Руденко. – Но я не могу молчать. Если мои показания хоть чем-то помогут, я хоть умру спокойно. Вы не представляете, как у меня тяжело на душе. Как бы там ни было, я убил человека. Причем дорогого мне человека. Боже, как это страшно!

Сомов наклонил голову:

– Я представляю ваше состояние. Очень хорошо, что вы не отказались от разговора со мной. Возможно, кое-что действительно окажется полезным.

Руденко нервно глотнул:

– Спрашивайте.

– Скажите, а вы не почувствовали, что кинжал не бутафорский? – поинтересовался Сомов. – Наверное, имеются видимые отличия.

Валерий кивнул:

– Скорее, ощутимые. Я почувствовал, что кинжал тяжелее, чем обычно, однако как-то не придал этому значения. Видите ли, наши девочки из бутафорского цеха постоянно твердят о новых технологиях, которые позволяют сделать бутафорию лучше, и решил: возможно, более тяжелый вес оружия – это нечто новое. Поймите, у меня и в мыслях не было… – он закашлялся.

Леонид поспешил его успокоить:

– Да, я понимаю. Вы не волнуйтесь.

Губы больного скривились:

– Легко сказать – не волнуйтесь. Я, пусть случайно, но все же убил своего друга. Вы это понимаете? Я уже двадцать лет работаю в этом театре, и ни один человек за все двадцать лет не удостоил меня даже ласковым взглядом. Причина проста: я урод. Но даже если я урод, то все равно человек, правда?

Сомов кивнул. Он не перебивал больного. Однако его беспокоило, что врач в любой момент может прервать их беседу.

– Бучумов очень красивый парень, к тому же талантливый и удачливый, – продолжал больной. – Тем не менее он не растопырил пальцы веером, а обратил внимание на меня, несчастного актеришку, именно актеришку, которому давали унижающие его роли. Они называются «кушать подано» – вы слышали о таких?

– Да, – подтвердил Леонид.

Валерий вздохнул:

– Говорят, все артисты начинают с таких ролей. Это неправда. Не верьте. Некоторым достаются сразу главные. Это от многого зависит. Связи, деньги, покровительство начальства… У меня не было ничего. Только талант. Оказалось, в театре талант – это последнее дело. Мне многие говорили, что я талантлив. И чем это закончилось? Если бы не Роман, я бы никогда не сыграл ни одной нормальной роли.

– То есть вы получили нормальную роль благодаря вмешательству Бучумова, – констатировал лейтенант.

– Именно так, – согласился артист. – Однажды мы разговорились с Романом, он проникся ко мне, – Валерий сморщился, – не спрашивайте почему. Честно отвечу: не знаю. В общем, Бучумов предложил мне попробовать прочитать роль Командора, а потом отправился к начальству и заявил: «Либо Командора играет Руденко, либо я не играю Дона Гуана».

И наш директор согласился. Так я сыграл первый раз в жизни. Нормально, – поправился он. – Теперь, без Романа, я снова превращусь в «кушать подано». А он обещал выбить мне еще несколько главных ролей, – он задышал сильнее и схватился за правый бок. – О, какая боль. Если вам не трудно, позовите врача.

– Кто мог желать Роману смерти? – спросил Леонид, поднимаясь.

Валерий покачал головой:

– Его не любили слишком многие. Но чтобы так свести счеты… Нет, я затрудняюсь сказать…

– Если вы что-то вспомните, – Леонид не успел договорить, в палату вошла медсестра.

– Доктор сказал: разговор окончен, – она посмотрела на Валерия. – Вам плохо?

Синеватые губы больного дрожали:

– Да, пожалуйста, пусть ко мне подойдет врач.

Девушка недовольно взглянула на лейтенанта:

– Не думаю, чтобы врач разрешил вам общаться с нашим пациентом, пока он не выпишется из больницы.

– Я вам сам позвоню, если что, – пообещал на прощанье Валерий.

– Поправляйтесь, – улыбнулся ему Сомов. Он вышел в коридор и достал мобильный.

– Товарищ майор? Я пообщался с Руденко. Ему действительно очень плохо.

– Что он говорит? – поинтересовался Киселев.

– Он говорит, что многим обязан этому человеку, – ответил Леонид.