Уильям Рихтер - Очи черные

Валли нетерпеливо вздохнула.

– Вот я и подумал, – продолжал Этли, – будь я таким умным и способным, как ты, у меня в голове наверняка была бы какая-то цель. План на ближайшее будущее.

– Вообще-то да. Я сейчас работаю над одним делом.

– А Тэвин, Элла и Джейк?

Этли заметил, что в глазах Валли мелькнула досада. Ей не понравилось, что он собирал о ней информацию.

– Они тем же делом заняты? – спросил Этли. – Должен сказать тебе, Валли, что я прочел и их дела тоже, и их истории совсем не похожи на твою. Они беззащитные и всегда были такими. Если мы не позаботимся о них, они закончат, как Софи.

– Да пошел ты. Мы можем позаботиться друг о друге.

– Понимаю, – сказал он. – Да, а вот еще вопрос: что вы делали на острове Шелтер на прошлой неделе?

Вопрос очевидно застал девушку врасплох. Этли видел, как мозг ее начал быстро-быстро работать в попытке понять, как он узнал об этой поездке. Невозможность восстановить упущенные детали, очевидно, выводила ее из себя.

– Делай свое дело, коп, – произнесла она наконец. – Найди того, кто убил Софи.

Лев вышел из магазина на Ямайка-авеню и, свернув на боковую улицу, пошел через бедный квартал. Какие-то подростки-латиноамериканцы провожали его удивленными взглядами, другим было все равно. Через три квартала Лев подошел к дешевому мотелю, поднялся по наружной лестнице на второй этаж и вошел в комнату в дальнем конце здания. Свет в комнате был выключен, тяжелые шторы на окнах опущены, так что Льву пришлось подождать, пока его глаза привыкнут к темноте.

– Что принес? – Голос Клеско раздался с одной из двух огромных кроватей – он настоял, чтобы оба они говорили по-английски, даже между собой. Клеско лежал на кровати, прижимая ко лбу пластиковый пакетик со льдом.

– Таблетки, – сказал Лев. – Виски, как ты хотел. Немного еды.

Клеско убрал с лица пакет со льдом и сел на кровати. Лев протянул ему упаковку перкоцета, которую купил на углу. Клеско проглотил три таблетки, запив большим глотком «Джек Дэниелс», затем снова положил лед на лоб и лег. Головные боли у него начались почти сразу, как они сошли с рыбацкого судна в Портленде.

– Этот чертов свет, – ворчал Клеско в первый день. – От чертовых американских фонарей глаза болят.

Лев достал из пакета бинты и принялся обрабатывать рану Клеско от пули тюремного охранника, прошедшей навылет. Клеско принимал антибиотики, и они, похоже, действовали, несмотря на то что он каждый день пил виски. Лев промыл рану с обеих сторон, обработал перекисью водорода и наложил свежую повязку. Клеско даже не шелохнулся.

Но не физическое состояние Клеско беспокоило Льва. Помимо его непрерывных жалоб на «американский свет» были еще невнятные ругательства неизвестно в чей адрес и долгие часы угнетающего молчания. Лев начинал беспокоиться, думая, что многие годы, проведенные в неволе, повредили разум Клеско, Лев не мог даже представить, что тому пришлось пережить в тюрьме. Но если его сознание и помутилось, это никак не повлияло на его мастерство жестокого, профессионального преступника, он доказал это во время бегства из сибирской тюрьмы.

Кроме того, между ними, казалось, не было никакой очевидной связи, родственной, природной. Каждый год Лев получал в день рождения письмо от Клеско, по одной странице ужасных банальностей, нацарапанных стариковским, с каждым годом все более нетвердым почерком. Эти скудные знаки внимания сделали свое дело – заставили Льва отчаянно надеяться на воссоединение с отцом и неусыпно следить за появлением александритов, но надежда на восстановление реальной связи так и осталась неосуществленной.

За все то время, что прошло с его освобождения, Клеско ни разу не спросил Льва о том, как тот жил в Питере все те годы, что он провел в заключении. Лев рассказал бы ему, как перебирался из дома в дом с бандой Добрика, спал на полу, на чердаках, и обращались с ним не как с сыном знаменитого Алексея Клеско, а как со слугой, а потом, когда он повзрослел и стал полноправным членом банды, он держал под контролем улицы Питера, запугивал, калечил и даже убивал именем Добрика.

Теперь, когда он думал о потерянной связи с отцом, он ощущал болезненную пустоту внутри, злость и обиду, которая самого его застала врасплох. Лев думал о том, возможно ли еще возвращение, может ли он сделать что-то, чтобы восстановить связь с отцом, но как это сделать, он не знал. Здесь, в этой чужой стране, за тысячи километров от дома, Лев мог только верить, надеяться, что возвращение потерянных камней поможет вернуть человеческие чувства его сдержанному и отстраненному отцу.

В темной комнате мотеля Лев чувствовал, как лекарство Клеско оказывает свое действие – его дыхание замедлилось, и он уронил пакет со льдом. Лев даст Клеско поспать еще три или четыре часа, а потом надо двигаться дальше.

В первый раз они остановились в Манхэттене несколько дней назад, на 47-й улице, где несколько кварталов были заняты длинным рядом ювелирных магазинов. Сведения, полученные Львом от одного пражского перекупщика на черном рынке, привели их сюда. Магазин братьев Хэмлиш расположился на южной стороне улицы, неподалеку от Америкас-авеню. На двери висела красная табличка. К тому моменту Лев и Клеско раздобыли себе одежду, соответствующую обстановке, – кожаные пальто, рубашки, темно-синие джинсы и новые ботинки, так что пожилой продавец пропустил их в магазин без колебаний.

Это был старик-еврей с длинной седой бородой и пейсами, спадающими на грудь. Он молчаливым жестом пригласил посетителей взглянуть на огромный выбор драгоценностей на застекленных прилавках.

– Александрит, – сказал Лев. – У вас есть новый камень. – Глаза старика едва заметно сверкнули, когда он услышал акцент Льва, – скорее заинтересованно, чем настороженно.

– Ах, да, – сказал старик. – Мой племянник. Его здесь нет.

– Ваш племянник?

– Камень не мой, – пояснил старик. – У моего племянника Исаака собственное дело. Он уехал на закупки. В Европу. Вернется в середине следующей недели. Приходите к Исааку.

Лев и Клеско с минуту стояли молча, обдумывая слова старика.

– Вы видели, кто принес камень? – спросил Клеско. – Вы знаете, кто пришел сюда с александритом? – Что-то в его голосе, может быть, акцент, более заметный и грубый, чем у Льва, вызвало явное беспокойство продавца.

– Нет, – сказал он. – Меня здесь не было.

Лев пристально посмотрел на продавца, пытаясь определить, говорит ли он правду или лжет. Он заметил, что внимание Клеско приковано к камерам наблюдения в магазине – их было две, по одной в каждом углу у дальней стены. Клеско повернул голову и посмотрел на улицу через витрину магазина: снаружи, на улице, было многолюдно. Лев понимающе наблюдал за отцом, видя, что тот просчитывает возможные ходы, как в любой жизненной ситуации, руководствуясь тремя вопросами: что ему нужно? как это получить? и кто попытается остановить его?