Уильям Рихтер - Очи черные

– Но ты там никогда не была? Жуть.

– Я пыталась поговорить об этом с мамой, но она все держала в тайне. Она, очевидно, хотела, чтобы я просто забыла эту часть своей жизни. От этого я сходила с ума. Это ведь пять лет – половина моей жизни на тот момент, – а она вела себя так, как будто даже думать об этом опасно для жизни.

– Она сильно испугалась, точно.

Эта мысль удивила Валли.

– Чего испугалась?

– Потерять тебя, наверное. Что ты решишь, будто на самом деле ты не ее дочь.

Валли подумала несколько мгновений, и эта мысль показалась ей такой простой и верной. Конечно, Клер была в ужасе. Как Валли самой не пришло это в голову? Элла же сообразила в полминуты.

– Элла, ты монстр.

– Это точно.

А ведь именно так и случилось в конце концов, думала Валли, Клер потеряла ее. А может быть, это еще предстоит решить? Валли не знала.

– Моя мать хотела, чтоб я перестала думать обо всех этих русских вещах – может, потому что была напугана, как ты говоришь, – но ничего не вышло, понимаешь? Эти мысли крепко засели у меня в голове. Я знаю людей, которые помнят, как я приехала в Штаты, и я спросила их, какой я была тогда.

Элла и другие ребята знали, что Валли из богатой семьи, но до сих пор она никогда не рассказывала никаких подробностей об этой стороне своей жизни. Она сказала Элле, что поговорила с Раулем, молодым швейцаром, который стоял у двери в холле, сколько она себя помнила, и с Джоанной, женой коменданта дома, помогавшей Стоунманам по хозяйству. Оба они рассказали практически одно и то же: Валли была обычной русской девочкой, когда приехала, но быстро адаптировалась к новой жизни, за два или три месяца она стала таким же американским ребенком, как и все дети в их доме. Джоанна вспоминала – с некоторым, как показалось Валли, сочувствием – русскую песню, которую пятилетняя Валли напевала в ванне, но, по словам Джоанны, очень быстро на смену ей пришли английские песенки, вот такие дела.

– Это было что-то вроде принудительной амнезии, – добавила Валли. – Этого и хотели мои родители, просто стереть все, что было раньше.

– Жесть.

– Да. Когда я начала все это выяснять, отношения с матерью у меня сильно испортились. Наверное, это оказалось заразным, потому что родители тогда тоже стали ссориться и отдаляться друг от друга.

Валли было не по себе, но она не придавала особого значения настроению. Элла провела большую часть жизни в гостиницах для временного проживания бездомных в Квинсе. Она была единственным ребенком разведенной матери-алкоголички. Ее отец отбывал двадцатилетний срок за вооруженное ограбление. Элла видела его лишь однажды – навещала в тюрьме, когда ей было семь лет, – и он сказал ей больше никогда не приходить. Сожитель ее матери – грубый и жестокий коп из Инвуда – наваливался на Эллу каждую ночь, когда ее мать напивалась до беспамятства. У него была маленькая видеокамера, и он снимал Эллу и то, как он ее насилует. Элла просто ждала, когда перестанет чувствовать боль, и смотрела в потолок, про себя считая мгновения. Самое большое число, до которого она досчитала, было сорок семь.

По сравнению с этим собственная история казалась Валли не более чем увеселительной прогулкой, и ей не давала покоя мысль о том, что Эллу так чудовищно мучили. Может быть, однажды она и ее команда ввалятся к дружку матери Эллы и научат его ответственности. Эта мысль немного утешила Валли.

– А где твой папа? – спросила Элла. – В смысле твой приемный отец.

– Он вернулся в Вирджинию, – ответила Валли, – откуда он родом. Сначала он часто звонил и несколько раз приезжал сюда, а потом начал там новую жизнь. У него теперь другая жена и дети – собственные. Суть в том, что мы с ним вообще никак не связаны. Мы столкнулись совершенно случайно, как машины в автокатастрофе. Мы не одной крови. Вот и все.

Валли сама была поражена тем, как холодно звучал ее голос, но, очевидно, Элла видела, как ей больно.

– Я бы не была так уверена, – усомнилась Элла. – Мы вот с тобой не одной крови, но ты моя сестра навсегда.

Девочки переглянулись.

– Не выжимай из меня слезы, зараза, – сказала Валли.

Элла улыбнулась.

– А что было потом?

Валли вздохнула.

– Низость и гадость. И так несколько лет. И я, и мама – обе хороши, – Валли помолчала. – Наверное, мне надо было свалить на кого-то вину за то, что папа ушел, и мама взяла удар на себя. Это было по-настоящему плохо. Мне казалось, что все в моей жизни – ложь… просто чушь собачья, выдуманная история. А мама не хотела слышать или говорить об этом. Я думаю, она правда стремилась быть ближе ко мне, но в то же время продолжала отгораживаться. Дикость. А я повсюду все портила. В школе, везде. Это долго продолжалось. Я постоянно торчала на улице, там сначала встретила Ника, потом вас…

Тут Элла широко улыбнулась.

– Ура, – сказала она, и в глазах ее мелькнуло что-то, что появлялось только при виде пирожных и Джейка.

– Да, – согласилась Валли и постаралась улыбнуться Элле. – Ура.

Некоторое время они молча болтали ногами в не особенно освежающей воде, пока солнце постепенно опускалось все ниже.

– И все это началось из-за того, что ты случайно увидела по телику эту передачу про Брайтон-Бич?

– Да, – сказала Валли, – наверное, так.

– А ты там была хоть когда-нибудь?

– Нет. Никогда.

Валли села в поезд до Брайтон-Бич, дорога заняла минут пятьдесят. Вышла на станции и, немного волнуясь, направилась по адресу, который ей дал Панама, за новым хорошим удостоверением. Стоял погожий денек, так что в магазинах шла оживленная торговля. Здесь были бакалейные лавочки с традиционной русской едой, магазины с русской музыкой и книгами и насколько бутиков женской модной одежды, заметно отличающейся от того, что продавалось в американских магазинах, – другие цвета, ткани и производители. Для Валли это был очень странный опыт. Она первый раз была на Брайтон-Бич, и это место казалось волнующим, удивительным и в то же время знакомым.

Она шла по улице, заглядывала в витрины кафе и ловила взгляды посетителей, смотревших на нее поверх русскоязычных газет. Она одиноко брела по парку рядом с пляжем, где группы русскоговорящих людей курили, громко спорили и играли в шахматы. Остановилась посмотреть, как мальчики-подростки играют в баскетбол, казалось, они могут быть ее дальними родственниками. Она ощутила необъяснимое желание окликнуть их, как будто это ее старые друзья, которых она не видела много лет, и представила, как это будет, если они вдруг обернутся и приветственно улыбнутся ей.

Валли смотрела на местных жительниц, бродивших по продуктовому рынку под открытым небом, две пожилых женщины спорили о чем-то, и она каким-то образом поняла, что они говорят о помидорах. Это было просто случайное слово, долетевшее до нее из потока речи на непонятном языке, но… ей казалось, что скрытая часть ее сознания постепенно пробуждается.