Камило Села - Мазурка для двух покойников

– Если прикажете.

– Нет, приказать не прикажу, но если случится пойти, скажи мне, я, может быть, дам поручение.

– Ладно.

Однажды в заведении Паррочи Нунчинья Сабаделье легла с убийцей-мертвяком Мисифу, и когда завершилось, она задала ему очень подлый вопрос:

– Ты закончил?

– Ты что, не заметила?

– Прости, я задумалась.

Мисифу наполовину цыган, он был тщеславен и не очень популярен среди девок Паррочи, когда нашли его труп, никто не заплакал.

Граждане Галисии, уже родился новый день единства и величия Испании!

– Ты что это?

– Ничего, я вспомнил, как дядя Клето играл джаз. Когда отпуск Раймундо, что из Касандульфов, окончился, его послали на фронт в Уэску, сеньорита Рамона приготовила всю одежду.

– Пойдешь на курсы офицеров?

– Нет, зачем? Если в меня попадут, умру офицером так же, как солдатом, на фронте говорят, что пули мечены, твоя тебя найдет, хоть спрячься под камень.

– Да, это тоже верно.

Дон Хесус Мансанедо, аккуратист с записной книжкой, умер гниющим и смердящим, то, что хуже всего, и кроме прочего, ужасно страшась загробной жизни.

– Ему еще здорово повезло, этому убийце и негодяю.

– Ну, это другое дело.

Раймундо, что из Касандульфов, подстрелили в день святого Андрея, к счастью, попали в ногу и не задели большую берцовую, в тот день стреляли мало, очень мало, но достаточно одной пули, вылетевшей из огненного зева винтовки какого-то негодяя – угодит тебе в голову, и хватит, в неосторожности главная опасность; так как в этот день все было спокойно, Раймундо, что из Касандульфов, осмелел, и его подстрелили, правда, осмелели все, но подстрелили его.

– И могли убить?

– Конечно, попади они чуть повыше.

Слепой Гауденсио играет свою мазурку не чаще, чем раньше, здесь, на фронте, меньше злодейства, и при удаче всегда можно уцелеть.

Раймундо, что из Касандульфов, переменил два или три полевых госпиталя, маленьких и плохих, снабженных лишь марлей и йодом, потом его привезли в Миранду на Эбро, где извлекли пулю, там было полно итальянцев, а потом в Логроньо, в Школу искусств и ремесел, там хорошо ухаживали, он нашел себе друзей, простыни в пятнах крови, но это неважно, нечего привередничать.

– Ты откуда?

– Из Элорриа, предместье Витории, мой отец телеграфист.

Мончо Прегисасу отхватили одну ногу в земле мавров, правда и то, что не только там происходят такие вещи.

– Как тебе мавры?

– Что тебе сказать? Они не очень хороши были со мной, но и не показались хуже христиан.

Мончо Прегисас всегда был хладнокровен, несколько фантазер, но хладнокровен.

– Но где же ты, несчастный, оставил свою лапу, живую и здоровую?

– В Меллилье, ты знаешь не хуже меня, сто раз тебе говорил, но повторяю, важно, что я вернулся, здесь тоже стреляют, а здешние душегубы с дурной кровью, что убивают людей, – не мавры.

Раймундо, что из Касандульфов, был в пятой палате, двадцать четыре койки и свет не гасят ни днем, ни ночью, в Логроньо хуже было – зимой там очень холодно. В пятой палате о раненых заботились две монашки и две сестры милосердия, четверо юных девушек, под руководством сестры Каталины из Риохи, предприимчивой и отважной женщины.

– Потому что, когда я говорю «молитесь», нужно молиться, ясно?

– Да, сестра…

Мамерто Пайхон не был на войне, но изобрел летающую машину и чуть не разбился насмерть.

– По-моему, виновата трансмиссия, хочу поправиться, попробовать еще раз.

Через несколько дней Раймундо, что из Касандульфов, неожиданно встретил своего кузена, артиллериста Камило.

– И ты?

– Как видишь, и меня достали.

– Куда?

– В грудь.

– Господи Боже!

Донья Мария Ауксильядора Моуренсе, вдова Порраса, возглавила подписной лист на покупку оружия за границей, дала десять песет.

– Если каждый испанец отдаст два дуро, будет настоящее состояние!

Басилиса Дурочка из Тоналейры, «военная покровительница» бедняги Паскуалиньо Антемиля Качисо, сержанта 8-го пехотного полка Саморы, пишет ему каждую неделю, посылает шоколад и табак, сержанта Антемиля убили, но Басилиса Дурочка не знает и продолжает посылать шоколад и табак, как-то послала также чорисо, кто-то попользовался, здесь ничего не пропадает. В пятой палате Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен Камило – единственные, у кого есть личные зубные щетки.

– И зубная паста?

– Да, тюбик «Пербороля» на двоих.

Как-то утром сестра Каталина вошла с зубной щеткой в руке и обратилась к испуганной ораве:

– Посмотрим, поймете ли, что вы – дикари, дай мне, Господи, терпение! Гигиена очень важна, все должны быть чистыми, чтобы микробы подохли, понимаете? А зубные щетки есть только у этих двух галисийцев, стыдитесь, у двух галисийцев! Я попросила у полковника щетку для этой палаты, и он дал мне ее, вот она.

Сестра Каталина всем показала щетку цвета карамели.

– Хорошо видите?

– Да, сестра.

– Ладно, с этого вечера, после окончания молитвы, все будете чистить зубы этой щеткой.

Собака Веспора умерла от болей в желудке, ясно, что дядя Клето накануне блевал непереваренной и пропитанной алкоголем пищей, и животное не могло выдержать. Царевич, русская борзая сеньориты Рамоны, наоборот, элегантен, шерсть блестит, приятно посмотреть.

– Ты уверен, что не следует переменить ему имя?

– Не знаю… ну, старайся не окликать его. Алифонсо Мартинес спас свою шкуру, потому что поп из церкви Сан-Мигель де Бусиньос (Мерехильдо) спрятал его, никто не знал, кроме Долорес, конечно, старой служанки дона Мерехильдо; Моучо (Фабиан Мингела) тоже не решился бы пойти против священника.

– Не появлялся здесь?

– Нет, я уже век его не видал.

У Раймундо, что из Касандульфов, и его кузена Камило койки рядом, разделенные ночным столиком, таз для умывания на двоих; умер некто Агирре, стал блевать кровью и умер, и они попросили сестру Каталину поменять места.

– А кто украл зажигалку Агирре?

– Не я, сестра, могу поклясться.

Наверно, Исидро Суарес Мендес, тот всегда крал у мертвецов деньги, портсигары, часы, фото, но мне незачем было обвинять его, сестра Каталина могла бы вышвырнуть его на улицу.

– Я тебе верю, галисиец, не очень, но верю.

Сестра Каталина более женственна, чем бедняжка Ангустия Соньян Корвасин, новобрачная, которую муж бросил через полтора часа после бракосочетания, и, ясное дело, она ушла в монахини.

– И что с ней сталось?

– Не знаю, никогда не знал, пожалуй, умерла от анемии.

– Да, это скорее всего.

– А может быть, ее ужалил овод, и она стала хромой.

– И это возможно.

В госпиталь приходят барышни из «Фронта и госпиталя», чтобы помочь нам, их называют маргаритками в честь супруги Карла VII (маркиз де Брадомин посетил королевскую чету в Эстелье, как рассказывает Валье-Инклан [45]в «Зимней сонате»), маргаритки раздают раненым четки и сигареты, а также шерстяные кальсоны, фуфайки, свитера и прочее барахло и бутылочки коньяка «Три ноля», «Три чарки», «Три лозы», пристают, как смола, обращаются с нами как с нищими, подопечными общества Святого Висента де Поля. На маргаритках хаки и красные шапочки, так как они – карлистки, понятное дело, чаще всего их так и зовут, их шеф, донья Мария Роза Уррака Пастор (а может быть, Роза Мария, не знаю) несколько велика ростом, но очень нравится артиллеристу Камило.