Камило Села - Мазурка для двух покойников

– А, вспомнила! Что с ним?

– Да ничего, его убили вчера бутылкой, огрели большой бутылкой газировки и бросили.

– Бедняга! И где это было?

– Посреди улицы, когда он выходил из дома Кривой Кобылы, там поднялась большая суматоха, и сразу вмешались военные.

– Господи Боже!..

Раймундо, что из Касандульфов, сказал Робину Лебосану Кастро де Селе:

– Тебе надо собрать родню от имени дяди Камило, по-моему, следует позвать обе ветви: всех Моранов и всех Гухиндесов, нас тогда будет больше, – вопрос важный, все должны высказаться, но, пока не сойдемся, все должны молчать, Монча предоставит нам свой дом, там лучшие условия.

Дон Брегимо, отец сеньориты Рамоны, дружил со знаменитыми летчиками-акробатами Ведринесом, Гарнье, Лефорестье и Лакомбом, что делали пируэты в пространстве, обозначая вечерами силуэты своих аэропланов цветными фонариками, места стоили от 25 до 50 сантимов, в зависимости от расстояния, дамы приходили в элегантных туалетах, в больших шляпах с вуалями, это было давно, сеньорита Рамона еще не родилась.

У нас, у Моранов, лошадиные физиономии и редкие зубы, этого подчас достаточно, чтоб ни с кем не спутать, сказал как-то артиллерист Камило, говорят также, что мы пахнем табаком и любим драться на праздниках и на свадьбах, но это неправда; Гухиндесы менее заметны, потому что больше примесей, возможно, и так, не скажу нет, порода не теряется от примесей, только выигрывает, но при этом признаки путаются, но не беда, помни, что говорят: смешивай часто, чем больше контраста, тем прочнее каста; не все Мораны происходят от маршала Пардо де Селы, хотя большинство; в то время маршал был командующим не всей армией, а только кавалерией. Дядя Эвелио – из хорошей ветви Моранов, дядю Эвелио прозвали Хабарином, [52]так как он дюжий и неотесанный, Хабарин не любит спускаться с гор, чужаков не жалует, во время войны у Хабарина были трудности, но он удачно справлялся с ними. Хабарин любит есть, пить, курить, блудить и гулять, Хабарин – кабальеро старого покроя, традиционного и благородного, он говорит:

– Вы хотите защищать эту манию стрельбы друг в друга? Очень хорошо, защищайте, но стреляйте сами, не приказывайте другим стрелять для вас, поднимитесь в горы с ружьем, вот тогда и посмотрим. Когда приходится стать лицом к лицу, у людей оказывается кишка тонка, они сразу хватаются за пупок и начинают извиняться и спрашивать, который час.

Хабарин прожил семьдесят долгих лет, и он носит очки.

– Это – возрастное, молодой был, видел лучше и дальше всех, но так не может продолжаться всю жизнь, плохо не в старости носить очки, а в молодости; в молодости кто в очках – или семинарист, или педераст.

– Но, дядя Эвелио! Каждый?

– Ну, почти каждый, могут быть исключения, не отрицаю. У Хабарина много лет назад умерла жена, более полувека прошло, жена Хабарина была очень красива, утонченна, всегда очень хорошо одевалась, не снимала жемчужного ожерелья, Хабарин не женился снова, хотя возможности были, и всю жизнь порхал мотыльком, эту люблю, этой не люблю, этой делаю сына и плачу, чтобы стал священником, этой делаю дочь и даю ей харчевню, и так одно за другим, Хабарин воздвиг на могиле жены доску белого мрамора, где велел выгравировать эпитафию: «Поскольку ты звалась Марией, именем Матери Божьей, буду всегда жалеть, что не сделал твоей фотографии».

– Это не стихи.

– Пусть, но Хабарин этого никогда не знал.

Хабарин классифицировал свое отвращение и пренебрежение по степеням, от большего к меньшему, вот они: военные, итальянцы, сборщики налогов, могильщики, низкорослые и заики.

– И португальцы?

– Нет, эти нет.

Сабиниано Саграмон Роидис не только заика, но и плюется при разговоре, Сабиниано – отвратительный тип, что идет по нашей долине слез, оплевывая весь мир, топя его в слюне, его жена, Хустинита Серейхаль Ройбос, всю жизнь наставляла ему рога, пока в один прекрасный день не заперла его в сумасшедший дом и не прилепилась к кастильцу по имени Фелипе Альбиоль Форнер, кастильцу из Алькала де Чиверт, у которого была фабрика засахаренного миндаля.

– А также орехов, семечек и арахиса?

– Да, и это, Альбиоль не очень-то церемонился и засахаривал все, что попадется.

Хустинита никогда не обманывала любовника, хотя ей предлагали златые горы, Альбиоль никогда не носил рогов, ясное дело, все эти украшения достались Сабиниано.

Хустинита была племянницей покойной жены Хабарина (Вепря) и поэтому вроде родственницы, Хустинита одевалась по-городскому, носила красные туфли на высоких каблуках, завязывающиеся у щиколотки.

– Важно одно – нужно пустить корни; все равно, будь ты китаец или родом из Сьюдад-Реаля, надеть туфли шлюхи – самое мизерное, нужно еще зацепиться за какое-нибудь место, прочее неважно.

Хабарин велел позвать Раймундо, что из Касандульфов.

– Кажется, души уже успокаиваются; что думаешь делать с этим ублюдком? Ты знаешь, о ком говорю.

– Я знаю, что у вас на уме, дядя Эвелио, но нужно выслушать всех, я велел Робину собрать всех.

– Хорошо, спешить некуда, времени хватит! Марухита Боделон Альварес, что ушла с Сельсо Варелой, хранит объявление о смерти дона Хесуса Мансанедо, убийцы с записной книжкой: «Почтеннейший сеньор, дон Хесус Мансанедо Мунис, благочестивый прихожанин, смиренный раб Господа нашего Иисуса Христа, адвокат и уполномоченный по особо важным делам при трибунале, опочил, утешенный перед смертью отпущением грехов и благословением его Святейшества ПР. Действительно на получение килограмма хлеба, который можно приобрести в течение семи дней в пекарне Сан-Косме. Милостыня раздается на помин души усопшего».

– Есть извещения, от которых одно удовольствие, правда?

– Да, доченька, одно удовольствие.

– Наконец-то почил с миром.

Лучшее доказательство существования Бога то, что дон Хесус Мансанедо почил с миром.

Марухита Боделон вышла замуж за мавра из эскорта Франко, по имени Дрисс бен Гаусафат.

– Мавр добр ко мне и в постели ведет себя словно христианин, штука у моего Дрисса похожа на ту, что у осла святого Факундо, который, когда облегчается, обгаживает весь мир…

– Марухита!

– Извините, нечаянно выскочило.

Придется немало поработать, чтобы все стало на свои места, людям понравилось ничего не делать и слоняться из угла в угол, так страну не поднимешь, скоро станем голодать, если только не вмешаются немцы и англичане.

Дона Клементе Бариса, покончившего самоубийством мужа доньи Риты, звали Рог Изобилия, так как у него были в изобилии зерно, деньги, рога, злоба, то, что называется все; донья Рита хотела, чтобы дон Росендо Вилар, священник, с которым они сошлись и под конец освятили свою любовь, дал посмертное отпущение грехов дону Клементе.