Марина Крамер - Жить на свете стоит

Провожая взглядом «Скорую», она никак не могла решить, стоит ли звонить в родной город и тревожить уже немолодого и больного отца Ирины. Есть ли смысл в этом звонке? Приехать он не сможет, да и его приезд вряд ли чем-то поможет, скорее, дополнительные проблемы создаст. «Помолчу пока. Ирка не особо с отцом общалась, может, пронесет как-то», – решила она. Был, конечно, еще Иржи, но Ника не была уверена в том, что, очнувшись, Ирка скажет ей спасибо за его приезд. Кроме того, он ведь может и отказаться… «Ничего, сама справлюсь».

Соседи, сбившись в кучку, оживленно обсуждали взрыв и пожар, бросая на закурившую Нику недовольные взгляды. Она же, прячась от ветра, думала о том, что теперь скажет ее квартирная хозяйка. Отношения у них сложились дружеские, и Наталья практически не приезжала, не контролировала ничего и предпочитала получать деньги на банковскую карту. Изредка они с Никой созванивались по телефону, чтобы обсудить какие-то мелочи вроде косметического ремонта или счетов за электричество, и на этом хозяйский контроль заканчивался. Но пожар – дело серьезное, и Ника понимала, что просто обязана сообщить об этом. Разумеется, и оплатить ремонт тоже. «Хорошо, что я откладывала на отпуск, теперь как раз на кухню хватит», – мрачно думала Ника, докуривая, когда до ее слуха вдруг донеслось:

– …и ключи кому попало дает. Вчера только днем от нее какой-то мужик выходил.

– Да это хахаль ее.

– А то я хахаля ее не знаю! Тот вежливый, культурный, всегда поздоровается и дверь придержит, если вместе заходим. А этот – другой, и ростом меньше, и вообще… хмурый какой-то…

«Опа… а кухня-то моя, видимо, не добровольно огоньком занялась», – вздрогнула Вероника и решительно шагнула к соседкам:

– Кто, вы говорите, из моей квартиры выходил?

Говорившие обернулись:

– Ну что, проводили подружку? Сильные ожоги? – с сочувствием спросила соседка по лестничной клетке.

– Да, сильные. Кто выходил из моей квартиры? – повторила Ника, начиная нервничать.

– Так кому ключи даете, тот, видимо, и выходит, – ехидно вклинилась маленькая женщина в очках, жившая слева от Ники, – или уже сами со счету сбились?

Стахова ощутила такой прилив злости и желание врезать ехидной тетке, что еле сумела удержаться от соблазна, отступив на всякий случай на пару шагов назад.

– Кому я даю ключи, касается только меня, – отрезала она, – но вы, возможно, видели сегодня человека, едва не отправившего на тот свет мою подругу. В следующий раз, вероятно, вашей квартире тоже достанется. Подумайте об этом!

– Да от тебя ни дня спокойного нет! – заголосила соседка. – Как поселилась, так я сон потеряла! То кобели какие-то шатаются, то пьянки ночь напролет!

– Разумеется, вы потеряли сон – переселились жить к дверному глазку, а в вашем-то возрасте это тяжеловато, постоянно на ногах, – парировала Стахова, закуривая. Она уже почти полностью овладела собой и могла продолжать разговор в более спокойном тоне. – Занимались бы своими делами, а в мои не лезли.

– Я твоей хозяйке сегодня же позвоню! – вопила соседка, не на шутку разобиженная упоминанием о своем уже немолодом возрасте. – Она тебя в два счета выставит!

– Угу, – кивнула Ника, – и по вашим многочисленным заявкам сдаст квартиру бригаде таджиков. Это, кстати, ее полное право.

Соседка даже задохнулась от такого ответа и не сразу нашлась, что сказать. Зато словно очнулась вторая, подхватила Нику под руку и отвела в сторону:

– Я тоже видела. Он молодой, худой, знаете, стройненький такой, как веточка, гибкий. Такие бывают кавказские парни, которые танцами занимаются, лезгинку танцуют. Только лицо уж больно смурное, и шапка на глаза почти надвинута. Курточка на нем была коротенькая, джинсы и ботинки такие… остроносые, лаковые… И еще… вроде как прихрамывал он. Точно – на одну ногу слегка припадал, как будто наступать ему больно. Я еще подумала: с чего бы это от вас такой вышел?

– Я не поняла: он что, своим ключом дверь отпирал? – спросила Ника, напрягая память и чувствуя, что это описание кажется ей знакомым.

– Да в том-то и дело! – подтвердила соседка. – Я потому и не встревожилась сперва, что ключи у него были, он их на пальце вертел. Я с ним столкнулась прямо на площадке, спустилась от лифта, а он от вашей двери отошел.

Ника растоптала окурок и задумалась. Значит, ключи пропали не сами по себе, их кто-то взял. И снова начинается та же песня – сиди и трясись, как бы кто не вошел и не придушил ее ночью. Очередная смена замков в квартире – как объяснить это хозяйке? И так с этим пожаром столько сложностей будет, а тут еще ставший в последнее время традиционным обмен ключами. И совершенно некого попросить о помощи. Артем улетел… его вообще пора вычеркнуть из жизни и забыть о нем, чтобы не причинять себе боли лишний раз. И Ирина – как быть с ней? Все хлопоты по уходу лягут на ее, Никины, плечи, это совершенно очевидно. Гавриленко? Ну нет – хватит с нее. Невозможно при каждом происшествии обращаться к нему за помощью, это уже выходит за рамки приличий, а Ника больше всего на свете боялась показаться навязчивой.

К тому моменту, когда пожар в квартире был потушен, Ника успела основательно продрогнуть, выкурить почти все, что было в пачке, и прикинуть примерную стоимость ремонта. Окно, кусок стены, пол, штукатурка, покраска, мебель, холодильник… Да еще и соседи снизу предъявят за ущерб, нанесенный при тушении пожара, понятно же, что их залило…

«Не отделаюсь одними отпускными, – тоскливо думала Стахова, примостившись на низком заборчике, как большая взъерошенная птица. – Хоть кредит бери…»

Мысль о кредите не особенно порадовала. Теперь, когда Масленников уехал, неизвестно, что будет с «Хроникером», какой придет главред, оставит ли старых журналистов или предпочтет набрать новый штат. А уж что новому наплетут о ее связи с Масленниковым, так это к гадалке не ходи, доброжелателей в редакции у Ники хватало. И статья в издании Яблокова… Так что вопрос о работе в ближайшее время мог встать довольно остро.

– Вот я попала, – пробормотала Ника, тоскливо глядя на почерневшую стену вокруг бывшего окна кухни. – Ну, положим, пожить я смогу пока у Ирки, но ремонт! Как мне из этого выбраться?

Скомкав пустую пачку, Ника бросила ее в стоявшее рядом ведро, заменявшее урну, и побрела домой.

Остаток дня она провела в больничной палате у постели Ирины. Лицо подруги было покрыто повязкой, в горле стояла трубка – дышать самостоятельно Ирина не могла, врачи сказали, что имеется ожог гортани. Ника сжимала руками виски и едва сдерживала слезы. Ирка, уверенная в себе красавица Ирка превратилась вот в это – лежащее безмолвно на кровати забинтованное нечто с неясным будущим. «Это я виновата, – думала Ника, кусая костяшку пальца. – Это все из-за меня. Ей нужно было ехать к себе, тогда ничего не произошло бы».