Анна Малышева - Дом у последнего фонаря

Олег признался, что, хотя благодаря странностям Лыгина удавалось немало зарабатывать на его прихотях, сотрудничество с этим человеком быстро сделалось ему в тягость.

– …Несусветный скептик, самодур, порой даже хам. До омерзения скрытен. Говорить с ним было невозможно. Он признавал один стиль отношений: выполняй все его желания или катись! Со мной никто бы не посмел так обращаться… Я себя презирал за то, что терплю его выходки… Он стал для меня неким наркотиком. Чувствуешь, что от этой отравы нужно держаться подальше, но зависимость наступила, и время от времени снова тянет отравиться… И ненавидеть себя за слабоволие!

– О, я понимаю, – шепнула женщина в воротник свитера так тихо, что собеседник не услышал.

– Я не знал, что и думать о нем, пока меня не просветила Светлана. Как-то, в самом начале знакомства, я приехал к ним с заказанными вещами, а Лыгина черти унесли за границу. Предупредить меня наш «господин барон», конечно, не удосужился. Челядь, мол, для того и создана, чтобы регулярно получать по морде от господина! И вот Светлана должна была с ним созваниваться через третьих лиц, спрашивать, как со мной расплатиться и где взять деньги, потому что он увез всю наличность, а банковский счет оказался пуст. И я просидел у них целый день. С Лизой тогда же познакомился… Пришла из школы, смешная такая первоклашка, с рыжими косичками и тяжеленным рюкзаком. Ее няня привела. Помню, Лиза сделала мне книксен, такой глубокий, что чуть не упала. Дочь своего отца, что тут скажешь… А Светлана между кофе и звонками выложила мне всю подноготную мужа. Поговорить было не с кем, видно…

Тогда Олег впервые узнал неординарную историю своего клиента и покровителя. Рассказ о военнопленном, перед которым не устояла жена генерала, Александра уже от него слышала, но сейчас выяснились новые подробности. В частности, военнопленный оказался представителем одного из старейших дворянских родов Германии, бароном Карлом Варнбюлером. Красивый, великолепно образованный, воспитанный в рыцарских традициях, чуть ли не принц… Как перед ним могла устоять женщина, и до войны-то не любившая мужиковатого супруга, а теперь еще и глубоко убежденная в том, что генерал, как многие его высокопоставленные сослуживцы, вовсю развлекается с фронтовыми подругами? До нее стороной доходили вести о его изменах. Барон Варнбюлер, как особо себя не запятнавший и притом лояльно относившийся к советскому строю, пользовался поблажками в лагерном режиме и бывал в офицерском клубе на танцах. Там они и познакомились. Он читал очарованной жене генерала стихи Гейне и тут же переводил их на русский, в самых сложных местах переходя со слов на поцелуи. Результатом ухаживаний стал ребенок. История из анекдота превратилась в скандал. Развязка была самая печальная. Влюбленные разлучились, генералу пришлось искупать женин грех в лагере. А женщине, уж неизвестно в силу каких причин не получившей срока, после предстояло отбывать пожизненную каторгу в браке с ненавистным и озлобленным против нее мужем и с незаконным, пусть не по метрике, а по сути, ребенком на руках. В душе она носила вечный страх – вдруг кто вспомнит эту историю, намекнет, попрекнет?

– Но видно, генеральша все же гордилась своим отпрыском, раз нашептала ему на ушко, что не мужицких он кровей, – хмыкнул Олег, останавливая джип перед светофором. Приближалась Москва, все чаще приходилось ждать в пробках. – И Лыгин вбил себе в голову, что он на порядок всех умнее, лучше и благороднее. Кстати, папаша-то его, барон Варнбюлер, не был таким заносчивым. Он-то понимал, что тот, кто хочет жить долго, должен держать голову пониже… Лагерь этому быстро учит!

– Барон Варнбюлер, – проговорила Александра, – а дальше как? Фон унд цу Хемминген?

– Что? – насторожился мужчина. – Как ты узнала? Лыгин тебе рассказывал?!

– Ни слова. Но у него хранилась коллекция, принадлежавшая этому барону. С нее и началась наша эпопея. Прекрасное собрание шкатулок… Лыгин говорил, будто бы ее вывез из Германии некий генерал, и спихнул за смешные деньги, потому что цены ей не знал.

Олег поморщился, скривив лицо словно от зубной боли:

– Несусветная ересь! Я ведь отлично знаю, о какой коллекции ты говоришь, Саша! История эта – ложь. Шкатулки я высмотрел по немецкому каталогу, а в Германии на аукционе мне помогал старый приятель. Товар прибыл в Москву с курьером, в застрахованной посылке. Банально и очень удобно. Да и не такие уж они были редкие.

– Если те шкатулки нехороши, каких же тебе еще нужно?! А фарфоровая бонбоньерка императрицы Сисси? – запальчиво возразила Александра. – Та, с фиалками и аметистами?

– Имп… – едва не поперхнулся мужчина. – Императрицы?!

Сзади раздались негодующие гудки, и он, опомнившись, с запозданием тронул машину с места.

– За кого тебя держал Лыгин, не понимаю! – подал Буханков голос через минуту, справившись с волнением. – Эта бонбоньерка очень милая, конечно, и несомненно ценная. Но никакого отношения ни к императрице Сисси, ни к кому-либо из Габсбургов, Гогенцоллернов и прочих королевских семей Европы она не имеет. Увы.

– По-твоему, я дура?! – взвилась Александра. – А инициалы императрицы?! Корона и герб? Они ничего не значат, по-твоему? Это что, фальшивка?!

– Нет, зачем же. – Олег окончательно пришел в себя и говорил теперь со спокойной насмешливостью. Невероятно, но Александра вдруг различила в его голосе знакомые лыгинские интонации. – Не фальшивка, ни в коем случае. Просто королевский ювелирный дом после безвременной кончины Сисси учел ее невероятную популярность в обществе и выпустил ограниченную серию копий ее любимых бонбоньерок, в которых императрице ко Дню ангела ежегодно преподносились засахаренные фиалки. Инициалы – дань памяти и любви, а корону и герб они имели право изображать на всей своей продукции как поставщики двора. – И, с улыбкой взглянув на онемевшую спутницу, присовокупил: – Говорить, что бонбоньерка принадлежала Сисси, – это то же самое, что утверждать, будто ей принадлежат засахаренные фиалки, самые дорогие и престижные венские конфетки, которые нарасхват идут у туристов. Не совсем ложь… Но совсем и не истина.

– Я… ничего не знала об этом, – вымолвила Александра после паузы. – Это… ужасно. Я опозорилась, перепродавая бонбоньерку и рассказывая легенду Лыгина. Зачем?! Зачем он это сделал?! Ведь не гнался за деньгами, все отдавал за полцены! Зачем лгать?!

Олег отрывисто хохотнул:

– Ну, ему доставляло удовольствие морочить людям головы. Забирать их в свои руки, управлять ими. Он явно считал себя кукловодом, а всех остальных – куклами. И чем ближе к нему был человек, тем меньше он его ценил. Такой вот парадокс. Тебе обижаться нечего, с тобой он всего-навсего шутил. А вот его жене и дочке доставалось по полной программе…