Лайза Баллантайн - Виновный

Когда сериал закончился, Блиц попросился на улицу, и Дэниел открыл ему заднюю дверь. Потом пес вернулся, Дэниел запер дверь на задвижку и взял печенюшку из жестяной банки. Минни сидела в гостиной, с пустым стаканом, вся в слезах.

Он смотрел на нее, и ощущение тепла меркло. Она таращилась в телевизор, но Дэниел мог поспорить, что она ничего не видит. На ее лице отражался серый свет. Дэниел подошел к камину и встал к нему спиной, чувствуя, как ему припекает голени.

— Ты в порядке? — спросил он ее.

Минни провела по щекам ладонью, сначала по левой, потом по правой, но глаза у нее снова налились слезами.

— Прости, лапушка. Не обращай внимания. Я просто думала о том, что сегодня случилось. Ты так меня напугал, правда. Обещай, что всегда будешь пристегиваться, даже в другой машине. Обещай…

Она наклонилась вперед, вцепившись в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев, с мокрыми от слез — или слюны — губами.

— Обещаю, — тихо ответил Денни. — Я пойду спать.

— Хорошо, дружок, спокойной ночи. — Она утерлась правым рукавом, раз, другой, третий. — Не забудь положить деньги в копилку. Нечего таскать их в школу и покупать всякую ерунду. Поди сюда…

Минни развела руки в стороны, и Дэниел медленно пошел навстречу. Она ухватила его за запястье и нежно подтянула к себе, чтобы поцеловать. Он задержался в ее объятиях на секунду дольше, чем мог бы, чувствуя правой щекой просто грубую шерсть кофты, а левой щекой — еще и мокрую.

Было начало десятого, и Дэниел ужинал дома взятым навынос карри по-тайски. У него оставалась недоделанная работа, поэтому он открыл ноутбук прямо на кухонном столе, потягивая пиво и стараясь не заляпать клавиши соусом. Бубнило радио. На следующее утро Дэниелу нужно было быть в суде по делу о мелкой магазинной краже. Он сказал своей подзащитной, матери четверых детей, что надеется избежать тюремного срока, и теперь сидел, проверяя факты и добавляя нужные комментарии.

Судя по всему, Себастьян поглощал у него времени больше, чем это было необходимо. Дэниел всегда обстоятельно готовился к судебным делам и так же обстоятельно проверял свои комментарии по завтрашнему, но резюме дела Себастьяна не выходило у него из головы.

Он сосредоточился на папках, но его мысли постоянно стягивало в зиявшую в нем пустоту утраты. С тех пор как он подростком уехал от Минни, он привык к одиночеству. В университете и потом его считали одиноким волком, пожирателем сердец, которого не трогали ни мужчины, ни женщины. Он был сам по себе. Человек-одиночка. Себе на уме.

Дэниел вспомнил, как сестра Минни, Херриет, встала на цыпочки, чтобы дотянуться до него: «Надеюсь, тебе стыдно, парень». И как она удалилась, истово грохоча тростью о булыжник во дворе крематория.

Херриет.

Дэниел помнил, как она приезжала в гости, и полные переживаний поездки в Карлайл, чтобы встретить ее с поезда: пальцы Минни, впившиеся в руль до белизны в костяшках, хриплый рев «рено» и шоссе, проплывавшее мимо на третьей скорости.

Херриет была младшей сестрой Минни — тоже медсестра, тоже хохотушка и тоже не прочь выпить. Дэниел помнил вкус ее поцелуев, сладких от имбирного эля, когда она приезжала — каждый год или два, привозя в подарок свитера ручной вязки и банки с затвердевшими конфетами.

Дэниел покончил с карри и отодвинул тарелку. Вытирая рот, он нашел в гостиной коробку Минни и вытащил записную книжку. В ней были сплошь телефоны брамптонских фермеров, но потом он обнаружил и Херриет — Херриет Макбрайд — под девичьей фамилией, хотя она была замужем и жила с семьей в Корке, — он видел фотографии. Дэниел продолжил листать книжку, задержавшись в конце еще на одном знакомом имени: Триша Стерн.

Триша. Дэниел отлично помнил, как впервые ехал с ней на ферму к Минни. На странице был указан телефон и адрес детской социальной службы Ньюкасла и другой номер — социальной службы Карлайла.

Дэниел начал сначала, на этот раз листая медленнее. «Джейн Флинн» — лондонский номер, адрес где-то в Ханслоу. Это была фамилия Минни по мужу: Минни Флинн, Норман Флинн и Делия Флинн — Флинны с фермы Флинн. Дэниел подумал, что у Нормана наверняка были родственники, хотя Минни никогда он них не говорила. Да она и не смогла бы — при одном упоминании о муже ее глаза наполнялись слезами.

Было поздно, и Дэниелу не хватало времени. Накопилось слишком много работы, и ему приходилось засиживаться до двух ночи, как и в этот раз, но в мозгу у него вертелось слишком много вопросов. Много лет он старался не пускать Минни в свои мысли, но теперь, после ее смерти, он вдруг обнаружил, что его к ней тянет. Теперь ему хотелось узнать, зачем она сделала то, что сделала, и зачем она причинила ему такую боль. Но он опоздал.

Дэниел глубоко вздохнул и снова пролистал записную книжку, подперев лоб ладонью и зарывшись пальцами в волосы.

Сняв трубку, он большим пальцем набрал номер Херриет Макбрайд, Мидлтон, Корк, держа в другой руке бутылку с пивом. Набрал все, кроме последней цифры, и нажал отбой. Херриет все равно не захотела бы с ним разговаривать. Она считала его подонком, которому должно быть за себя стыдно, кто должен испытывать чувство вины. Что ему нужно от Херриет? И он осознал, что хочет узнать о Минни все, хочет понять, кем она была, кроме широкозадой тетки, которая стала ему матерью и спасла от самого себя.

Он отложил телефон и вернулся к работе, готовясь просидеть всю ночь.

Королевская прокуратура наняла психиатра, чтобы освидетельствовать Себастьяна. Отчет подтвердил, что мальчик находится в здравом рассудке и ему вполне по силам присутствовать в суде. Дэниел тоже договорился о психологическом освидетельствовании. Психолог посетил Парклендз-хаус, чтобы встретиться с Себастьяном, и через неделю в «Харви, Хантер и Стил» прислали отчет. Вкладывая его в портфель, Дэниел прикусил губу. Он сам не знал, чего ожидал от психолога. Иногда, оставаясь наедине с Себастьяном, он ощущал странную с ним связь, а иногда — тревогу. Ирен говорила, что мальчик «выбивает из колеи».

В туалете Дэниел поправил галстук и прическу. Он был один, поэтому задержал взгляд в зеркале на секунду дольше обычного, без улыбки, пытаясь увидеть собственное лицо таким, каким, как ему казалось, его видят другие. Отметил проявившуюся усталость: под глазами залегли тени, щеки впали больше обычного. Дэниел помнил, каким неуправляемым был в детстве. Он знал, откуда это в нем появилось, но не знал, куда ушло. Наклонившись ближе к зеркалу, провел пальцем по переносице, нащупав небольшой бугорок — напоминание о сломанном когда-то носе.

Дэниелу нужно было присутствовать в Олд-Бейли на досудебном слушании, а потом у него была назначена встреча с психологом. Он опаздывал и поэтому припустил бегом — к метро, вниз, а потом и вверх по эскалаторам, извиняясь, если задевал портфелем чье-то бедро. Выскочив на поверхность на станции «Собор Святого Павла», он пешком пошел к Олд-Бейли, на ходу доставая пропуск.