Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны

Ужасно было то, что она до конца не верила своим собственным уговорам. Вину Александра ощущала ясно. Это именно она смутила Марину, показав ей фотографию серебряного пса, и спровоцировала ее на путешествие, из которого приятельница вернулась уже мертвой… Александра твердила себе, что обе они стали жертвами случайности… Напрасно. На душе у нее было так тяжело, словно она и впрямь совершила преступление.

В этом подавленном состоянии она и сошла на платформе, где ее встречала, по предварительному уговору, Елена. Женщина сердечно ее обняла, как родную, и выдохнула Александре на ухо:

– Леня пришел, вон стоит.

Высвободившись из ее объятий, художница увидела на пустой заснеженной платформе высокого парня в парке с поднятым капюшоном. Он неуверенно приблизился, явно колеблясь, как правильнее следует поздороваться. Александре показалось, что он хотел подать ей руку, но в последний момент сдержался и произнес отрывисто:

– Леонид.

Он был совсем не похож на мать, как сразу отметила, представившись в ответ, Александра. Веснушчатый, нескладный, с лягушачьим растянутым ртом, он ничем не напоминал изящную смуглую брюнетку Марину. И голос его, басовитый, как будто нарочито низкий, не напоминал резкий, чуть дребезжащий тембр, свойственный его матери. «Покойной матери…» – напомнила себе Александра, чувствуя, как сжимается сердце.

– Вы были с мамой прошлым утром? – напористо спросил он, и женщина, качнув головой, ответила:

– Нет, нет! То есть… Я спала, когда это случилось… Она ушла, не разбудив меня…

– Поговорим дома! – вмешалась Елена, нервно наблюдавшая их встречу. – Холодно сегодня!

И впрямь, из ближнего леса тянуло стужей, пробирающей до костей. Все трое по очереди спустились с платформы по обледеневшей лестнице. Александра, ежась в куртке на «рыбьем меху», замыкала шествие, а Елена возглавляла его. Женщина, приподнимая полы длинной шубы, чтобы не запнуться на ступенях, оглядывалась и сдобным голосом повторяла:

– Сейчас выпьем чаю… И посидим, обсудим все спокойно… Нам ссориться друг с другом нельзя…

– Я и не… – начала художница, но Леонид, шедший чуть в стороне, прервал ее на полуслове:

– А почему нельзя? Если есть из-за чего, можно!

– Снова ты… – расстроилась Елена и, остановившись, притянула к себе парня за рукав куртки: – Смотри, вон там, правее, ее нашли… Я показывала уже… Не могу туда спокойно смотреть, мне все мерещится, что там еще тело лежит…

– А мне что прикажете, посочувствовать вам? – огрызнулся парень, высвобождая руку. – У вас, стало быть, горе, а у меня – так, кот начхал?

– Какой же ты ядовитый, – упрекнула его женщина, впрочем, матерински-снисходительным тоном. – И всегда такой был! Вроде бы взрослый уже, женатый… Пора бы успокоиться немного!

– Да вовсе я не женат, что вы придумываете? – буркнул Леонид. – Просто живем вместе.

– Да, у вас сейчас это принято! – улыбнулась Елена.

– Глядя на старшее поколение, учимся! Пример берем, всем селом! Не вам бы говорить…

Последнее, грубое замечание, явно метившее в хозяйку дома, семейно живущую со своим жильцом без всякой регистрации отношений, ничуть Елену не смутило. Она все так же добродушно улыбнулась в ответ, словно безмолвно отметая нападки. И Леонид, не встретив с ее стороны агрессивной и, видимо, ожидаемой им реакции на свои замечания, умолк. Так, в молчании, они пошли дальше. Немногие прохожие, встреченные ими по пути, здоровались с Еленой и окидывали жгуче любопытными взглядами ее гостей. Александра была рада переступить наконец порог дома.

Птенцов, вопреки ее ожиданиям, находился на кухне, а не лежал в постели. Вид у него был болезненный, глаза запали, приняли выражение терпеливой муки. Он сидел в кресле, рядом с топившейся печью, его ноги укрывал плед, несмотря на то что в комнате было тепло. На мужчине красовался все тот же помятый вельветовый пиджак. Сегодня Птенцов был чисто выбрит, что еще больше подчеркивало его впалые щеки. Он приветствовал вошедших сидя, взмахом руки, а завидев Александру, воскликнул:

– Вот как скоро довелось нам увидеться! Человек предполагает, а Бог…

– Предполагать вообще занятие пустое! – поддержала его сожительница и, подойдя к креслу, заботливо поправила съехавший на сторону плед. – Как ноги?

– По-прежнему, – в голосе мужчины зазвучали капризные ноты, свойственные больным, старикам и детям. – Надо мазь поменять, эта уже не помогает.

– К врачу тебе надо, сколько лет можно одно и то же твердить! – вздохнула Елена.

– Я по врачам не ходок, – усмехнулся Птенцов. – Помереть и без них сумею, а выздороветь мне уже не грозит.

– Одно и то же! – отмахнулась женщина и, торопливо схватив заварочный чайник, отправилась в сени.

– Садитесь же, – настойчиво произнес Птенцов. – Позавтракаем вместе, а потом уже вы с Леней поедете в город…

– Мы вместе?! – испуганно воскликнула Александра. Недружелюбие, явственно проявляемое молодым человеком, смущало ее все сильнее. Сейчас Леонид не смотрел в ее сторону. Отойдя к окну, он занимался тем, что отколупывал тонкую ледяную корку, застывшую вдоль нижней кромки старой рамы.

– Да, вас обоих там хотят видеть, что поделаешь. – Птенцов, напротив, держался с нею необыкновенно сердечно, в его голосе звучало сочувствие. – Но ничего страшного, не бойтесь… Конечно, этот дурень Виктор наговорил полицейским, что было и чего не было, у него же день с ночью путается, протрезветь не может уже много лет… Но они, надеюсь, разберутся, кого слушать, кого не стоит… Лена вчера тоже показания давала, и я…

– Пришлось покривить душой, есть такой грех, но это же для пользы дела! – откликнулась хозяйка, вернувшись из сеней. Подойдя к печке, она ополаскивала заварочный чайник крутым кипятком. Елена все делала быстро, ловко, играючи, в ее полных белых руках каждая вещь становилась красивее. Умытый дешевенький чайник, казалось, улыбался. – Чуточку самую приврала… Это чтобы у вас с вашей красной курткой неприятностей сегодня не вышло.

У Александры заколотилось сердце:

– Что вы им сказали?

– Я сказала, что, когда бедная Марина уходила утром, вы спали…

– Но я и правда спала!

– Но я-то этого не видела! – возразила Елена. – А им сказала, что заглянула к вам, проверила, не проснулись ли вы.

– И я подтвердил, – поддакнул Птенцов. – Иногда пара слов все меняет. Для того чтобы выручить хорошего человека, не грех приврать!

Александра сдавленным голосом поблагодарила. Она и впрямь была признательна этой паре, без всякой нужды и корысти выгораживавшей ее. Но художницу смущало присутствие Леонида. Парень все так же молчал. Казалось, он даже не слушает разговор, целиком поглощенный отколупыванием ледяной корки.