Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны

Александра молча выпрыгнула вслед за ним на платформу, оперевшись на подставленную руку. Неожиданная услужливость молодого человека тронула ее. Она напрасно искала слова, которые могли бы переубедить Леонида и хоть немного его утешить.

– Здесь недалеко, – бросил он, оборачиваясь на ходу.

Они оказались на привокзальной площади маленького подмосковного городка. Рядом, в окружении прилавков, украшенных мишурой и бумажными гирляндами, был устроен небольшой елочный базар. Из динамиков, установленных прямо на затоптанном снегу, несся навязчиво задушевный шансон. Близкие праздники всегда навевали на Александру печаль. В такие дни она яснее ощущала, что у нее нет своей семьи, нет уютного дома, и ей, наверное, всегда придется скитаться по случайным углам. Леонида наверняка угнетали столь же тягостные мысли: парень вдруг повесил голову и ссутулился, утопив руки в глубоких карманах парки чуть не по локоть.

Проведя свою спутницу до конца улицы, застроенной полуразрушенными деревянными домами с валившимися то вовнутрь двора, то наружу заборами, он остановился перед входом в двухэтажное краснокирпичное здание, похожее на казарму.

– Это здесь. Тут и полиция, и паспортный стол, и приставы, и весь закон и порядок. Кто первый?

– Идите вы, – поежилась Александра.

– Я обычно пропускаю дам вперед, – мрачно улыбаясь, ответил парень.

– Не тот случай, – пожала плечами женщина, и он не стал ей противоречить. Потянув на себя тяжелую дверь, парень исчез за нею.

Потоптавшись на крыльце несколько минут, Александра замерзла и решила пройтись. Ждать внутри ей не хотелось, любые учреждения подобного типа вызывали у нее тоску и страх. Чтобы не терять крыльцо из вида и не дать молодому человеку повода думать, что она сбежала, художница принялась прогуливаться возле близлежащих домов.

Обычно ее зачаровывали такие закоулки. Александра предпочитала их помпезным городским пейзажам Европы и регулярным паркам, которыми ей доводилось любоваться. Эти улицы, где, казалось, никто не заботился о красоте и удобстве своего жилища, относясь к нему как к временному пристанищу, украшением которых всегда был суд, или больница, или церковь, – говорили ее сердцу намного больше. «Да ведь я и сама отношусь к своей жизни как к явлению недолговечному… Потому и не вижу смысла что-то устраивать, особенно горевать из-за неудач. Родителям этого не объяснишь, они-то надеялись, я преуспею… Но не смогу же я объяснить им, что мне не так уж важно, что останется от меня на земле через пару десятков лет… И кому останется? Моя жизнь замкнута сама в себе, вот как эти улицы, которые, кажется, никуда не ведут…»

Она мерзла не больше получаса. Едва Александра решила сдаться, преодолеть свою неприязнь к присутственным местам, войти и погреться, как завидела, что дверь открылась и на крыльце показался Леонид. Женщина поспешила к нему:

– Мне идти?

– Постойте… – Молодой человек глядел как-то странно, искоса, словно не решаясь прямо встретить ее взгляд. – Мне ничего на этот счет не сказали… Но надо, думаю… И вот еще что…

Александра вопросительно смотрела на него, ожидая продолжения, но он медлил, очевидно, колеблясь. Наконец Леонид выпалил:

– Он изменил показания!

– Кто?!

– Да пьянь эта, Виктор.

– Час от часу не легче! – у женщины от волнения задрожали губы. Ей померещилось что-то ужасное, чему она не могла еще дать имени. – Что он наплел на этот раз?

– Не знаю толком, что там у них вышло! Со мной почти ни о чем не говорили… – Леонид слегка задыхался. Он был, видимо, потрясен. – Какие-то мелочи спрашивали, пустяки. А потом, на прощание, поставили в известность, что сегодня утром явился к ним этот единственный свидетель, который якобы что-то там видел, и признался, что все наврал. Он вечно ходит поддатый… Лечился несколько раз, но зря. Так что дело теперь будут расследовать как несчастный случай. Да я и сам знаю, там опасное место, тетя Лена меня сколько раз предупреждала… Поворот… Плохой обзор.

– Как же так… – Александра смотрела на Леонида со страхом и просыпающейся надеждой. – То есть Виктор все придумал? Зачем?!

– Его спросите, – дернул плечом парень. – Ну, я поеду. У меня же сессия… Никто не отменял… Успею еще, может, старославянский сегодня сдать.

– Удачи… – машинально произнесла художница, когда он уже поворачивался к ней спиной.

Леонид обернулся:

– Вы… выкиньте из головы, что я там наговорил про Птенцова. Это я со зла. Я и вас подозревал, когда тетя Лена мне про эту женщину в красной куртке рассказала. Ясно же, что все сходилось на вас! А пропуск вам оставлен у вахтера.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и почти побежал в сторону станции.

Сама Александра задержалась в кабинете следователя, куда прошла, получив пропуск у скучающего полицейского, тоже не больше получаса. Ответив на основные вопросы о себе, рассказав о давнем знакомстве с покойной, она ждала хоть каких-то расспросов о вчерашнем утреннем происшествии. Но следователь – полная женщина средних лет, в толстой вязаной кофте поверх форменной рубашки, – углубилась в компьютер, методично щелкая «мышкой», и казалось, даже забыла о том, что в кабинете находится кто-то еще. Просидев молча несколько минут, Александра изучила до последней детали безликую обстановку, рассмотрела цветы на окне, яркие чашки, по-старинному, горкой составленные на чайном столике в углу, проследила за медленным путешествием одинокого солнечного луча, пробившегося сквозь жалюзи, и наконец, не выдержала:

– Простите, со мной все?

– Да, пока все, – вяло ответила следователь, не отрывая взгляда от экрана. – Хотя вот что. Вы вечером в гостях у этого Птенцова алкоголь употребляли?

– Нет.

– А утром?

– Но когда же… – Александра сдвинула брови, – Марина ведь ушла очень рано.

– Ну так и что? – все так же лениво ответствовала ей хозяйка кабинета. – Пьют и рано… И поздно… А вообще-то, она злоупотребляла?

– А что такое? – решилась полюбопытствовать художница.

– Да нашли у нее алкоголь в крови…

– Я никогда ее выпившей не видела! – воскликнула Александра.

– Ну, это ничего не значит. У нас в районе в этом году пятый случай гибели в нетрезвом виде под электричкой… Сами виноваты.

– А этот, Виктор, не знаю его фамилии, который отказался от своих показаний, – напомнила Александра, – он-то как это объяснил?

– Господи боже мой! – с сочувствием, не то искренним, не то деланым, произнесла женщина. – Да что он объяснить-то может, если его последние годы никто ни разу трезвым не видел! Я знаю его… Забулдыга тот еще. Тоже мне, свидетель. У таких свидетелей один расчет, как бы на бутылку со слушателей вытянуть. Он плетет, люди слушают, а мы зря работаем. Идите!