Марек Харны - Польские трупы (сборник)

«На поле Зенона Склибинского сегодня ночью упал советский самолет. Когда хозяин прибыл к месту крушения, машина была уже пуста. Находку взяли в оцепление солдаты и полиция, пассажиров ищут».

— Советский? — изумился я. — Почему советский?

В дневном выпуске была новая информация:

«В полдень в близлежащем лесу найден брошенный парашют. После недолгих поисков с участием собак-ищеек был схвачен пилот. Во время задержания беглец оказал сопротивление, ранив из пистолета трех полицейских. Он был разоружен и доставлен в отвоцкое отделение полиции. Там в результате обыска у него были обнаружены документы, на основании которых удалось установить личность загадочного парашютиста. Им оказался… министр иностранных дел Рейха Иоахим фон Риббентроп! Нежданного гостя ждет экстрадиция из Польши».

Меньше чем через час появился специальный выпуск, представляющий документы, которые были найдены в обломках самолета. Вечерний номер содержал информацию о многотысячных толпах, собравшихся возле сейма и Бельведера [40] Бельведер — здание резиденции польского президента в Варшаве. . Армия была вынуждена взять в кольцо немецкое посольство, которое два раза пытались поджечь митингующие.

На следующий день газета сообщила об акциях протеста и чрезвычайной сессии сейма. Кроме того, в ней промелькнула короткая информация о том, что задержан еще один парашютист. Им оказался какой-то русский по фамилии Голованов.

Я выключил экран и уставился на озаренную неонами варшавскую ночь. Потом подошел к книжной полке и вытащил энциклопедию. Минуту листал ее, пока не остановился на знакомом снимке. Самолет Риббентропа «Дорнье», стоящий на свежевспаханном поле с закопченным мотором. На крыльях гитлеровская символика…

— Это еще что? — пробормотал я.

Неужели редакторы «Курьера» ошиблись? Или нет? «Иллюстрированный еженедельник»?.. Я открыл новый файл. Большая статья, рядом две фотографии, гитлеровский самолет на вспаханном поле. Увеличил снимок. Появились пиксели. Я уменьшил разрешение и повторил операцию, затем тихо присвистнул. Кто-то несколько десятков лет назад, сканируя газетную полосу, заменил подлинные фотографии. Поскольку при увеличении не проявился растр, скорее всего, умелец наклеил на страницы другие фотографии, а потом сунул их в машину…

Я скрипнул зубами. Наверняка в нашей стране в домашних библиотеках, в коллекциях есть сотни экземпляров этого номера — на букинистические магазины я особо не рассчитывал. Может, маленькая районная библиотека, где выдают старые журналы в бумажном виде? Я помнил такие с детства, но сейчас… Я взглянул на часы. Было около девяти вечера.

Жюль жил в общежитии для зарубежных студентов на Повислье [41] Повислье — район Варшавы на правом берегу Вислы. . Я познакомился с ним случайно, когда делал репортаж об иностранцах, обучающихся в Польше.

В вестибюле пахло дешевыми французскими духами. Стены были изрисованы спреем. Я поднялся в дребезжащем лифте на восьмой этаж. Постучал в обшарпанную дверь. Изнутри донесся грохот, звон бутылок, скрежет передвигаемой мебели. Наконец открылась дверь. Увидев меня, он вздохнул с облегчением.

— А, это ты…

Он говорил по-польски правильно, но — как всякий француз — со странным мягким акцентом, из-за которого его не всегда можно было понять.

Мы вошли внутрь. Я, кажется, прервал какую-то оргию — на диване сидели три девушки. Все были одеты, но размазанный макияж свидетельствовал, что еще минуту назад они жадно облизывали друг друга. Явное преобладание одного пола подсказывало, что для полиции нравов тут нашлось бы немало работы.

— Нужно поговорить, — сказал я.

Жюль указал подружкам на выход.

Мы уселись на разболтанные стулья, стоявшие возле стола. Жюль с трудом отыскал чистые рюмки и налил нам коньяку. Я сделал глоток. По сравнению с грузинским или молдавским это было жуткое пойло, но я пересилил себя. Хозяин открыл холодильник. О нет, только не этот заплесневелый сыр.

— В Польше после первой не закусывают, — буркнул я. — Убери эти старые носки. Садись и слушай. Есть работа.

— Ага. Тяжелая? — Возможность заработать не вызвала у француза большого воодушевления.

— Не особенно, — ответил я и еще раз хлебнул вонючей дряни. — Но ты можешь заработать больше, чем от продажи этой вашей бормотухи…

Покрывало, закрывавшее какую-то кучу в углу, сползло, обнажив несколько коробок с бутылками.

— Это для собственного употребления, — испуганно ответил он, поправляя маскировку.

— Не сомневаюсь. У нас даже бомжи не станут пить такую мочу, — пробурчал я. — Но к делу. Мне нужно отксерить или отсканировать статью из одного журнала.

— Хм, — встревожился он. — Легально?

— Если бы я мог достать журнал в нашей библиотеке, я бы тебя не просил.

— Легко. — Он хитро прищурился. — Двести злотых.

— Пятнадцать. И чтобы статья была у меня до одиннадцати утра.

— Двадцать пять? — сразу сбавил он тон.

Начальник ждал меня в кабинете. Утро было восхитительным. Жюль сработал на славу, но мне еще пришлось показать добытый материал Витеку.

— Что у тебя интересного? — спросил шеф.

— Сталин выслал за Риббентропом самолет. — Я положил перед ним фотографию. — Мой приятель идентифицировал его.

— Надпись на борту. — Он постучал по фотографии. — «Сталинский путь»? — прочитал он по-русски. — Что это значит?

— Что-то вроде «пути, начертанного Сталиным». Это его личный самолет, управляемый многократным чемпионом страны по высшему пилотажу. Он отправлял его, когда нужно было срочно кого-нибудь доставить к себе…

— Хм… Дальше.

— Очень интересная модель. ТБ-3, мощная машина, способная преодолеть более тысячи километров и перенести несколько тонн бомб. Могла летать на высоте, почти недостижимой для тогдашних самолетов.

— Ты уверен? — прищурился он.

— Да, — твердо ответил я.

Он долго сравнивал две распечатки: присланную из Франции и скопированную с «официальной версии».

— Обратите внимание, — сказал я. — На настоящей фотографии самолет стоит на жнивье, а на подделке…

— …На картофельном поле, если то, что валяется вокруг, это ботва, — мгновенно сообразил он. — Иначе говоря, «Дорнье» сняли в сентябре… И ты говоришь, что советский бомбардировщик отправили на склад?

— Я видел его в Музее вооруженных сил, когда учился в школе. Залез в хранилище, закрытое для посетителей.

— А как ты собираешься это доказать?

— Попробую достать фотографии. Пока у меня есть только снимки из архива, но, если получится, мы сравним их и…

— Отправим официальный запрос в музей, — пообещал он. — Еще один вопрос: за каким чертом это сделали?