Марек Харны - Польские трупы (сборник)

— У меня есть несколько предположений. В 1939 году могли рассуждать так: Голованов, личный пилот Сталина, полетел в Берлин за германским министром, вернулся с ним в Москву, потом должен был отвезти его обратно… Два раза он пролетел над Польшей незамеченным. Если бы это открылось, в военном ведомстве полетели бы головы…

— А потом? Электронные версии журналов создавались в пятидесятые годы. В то время уже не имело значения, кто там пятнадцать лет назад чего недоглядел…

— Может, это дезинформация? Или боялись Лиги Наций… А может, тот, кто напортачил, потом пошел в гору и решил уничтожить компромат…

— За работу! — благословил меня начальник.

Предположим, что самолет был сбит, — рассуждал я, гуляя по городу. Кто-то должен был это сделать. Есть два варианта. Первый: случайное обнаружение вражеской машины в воздушном пространстве Польши — попытка посадить ее — обстрел — попадание. Второй: запланированная акция. Перехват противника, о котором известно, кто он и откуда летит. А также, что везет… В этой акции должно было участвовать немало людей, возможно, несколько десятков. Учитывая высокую стоимость ставки, на перехват и погоню за министерским самолетом нужно было направить несколько машин, может, даже больше дюжины… Что стало с пилотами? Война с Германией, потом кампания во Франции стоили жизни нескольким десяткам наших летчиков. А может, Восточный фронт? И если кто-нибудь из них еще жив…

Я вошел в ворота музея и пересек несколько раз весь обширный парк.

— В экспозиции нету, — бормотал я себе под нос. — Но ведь где-то, черт побери, он должен стоять…

Главное здание отпадало. В открытых галереях, где были выставлены танки, слишком неглубокие фундаменты. Зато ангар… Я свернул туда и двинулся меж самолетных рядов. Вентиляционные решетки на стенах есть? Есть. Я перешел в зал, посвященный завоеванию космоса. Здесь тоже есть. Кроме того, наверняка под зданием имеются подвалы… Подземные склады? Весьма вероятно. Я вышел наружу. С запада к ангару примыкал большой газон. Он был неровный, и, как мне показалось, местами слегка проваливался.

Я присел на траву в нескольких метрах от загорающей блондинки. Вынул из портфеля выдвижной металлический стержень и осторожно воткнул его в землю. В метре от поверхности он ткнулся во что-то твердое. Я повторил попытку чуть дальше. Метр двадцать.

— Засыпанный пандус, — сделал я вывод.

Несколько простых расчетов… Наклон около пятнадцати градусов, вероятно, бетонная основа. Самолет могли вытащить из зала ночью, спустить по пандусу и вкатить в подвал под ангаром… Я усмехнулся.

Теперь нужно придумать, как туда попасть. Хотя способ напрашивается сам…

Мы сидели в лаборатории. На столе стояла непочатая бутылка лучшего армянского коньяка. Искусный вентилятор из птичьих крыльев шумел под потолком. Легонько колыхались модели самолетов.

— К черту, — проворчал Витек. — Как ты себе это представляешь? Если моя техника где-нибудь застрянет и попадет в чужие руки…

— Ну и что? Фотографировать экспонаты не запрещено. — Я пожал плечами.

— В выставочных залах. А ты хочешь, чтобы моя летучая мышь пролетела по вентиляционной шахте в подземный склад!

Он тяжко вздохнул. Прошелся по лаборатории. Глаза его сверкали нездоровым блеском — похоже, идея ему понравилась.

— А, пропади все пропадом, — пробурчал он. — Все равно не получится…

Он вынул модель из коробки и вставил новые батарейки.

— Мы подъедем к музею и… — предложил я.

Он пожал плечами и, приоткрыв форточку, выпустил устройство. Затем включил телестену и взялся за рычаг управления.

— Она сумеет долететь туда и вернуться? — изумился я.

Он кивнул.

— Микроэлементы на красной ртути, — пояснил он. — Только никому ни слова…

— Понятно.

Аппарат достиг музея меньше чем за полчаса.

— Которое из зданий?

Я показал на ангар, потом разъяснил, какой из воздухоотводов может вести на склад. Летучая мышь приземлилась, схватилась коготками за решетку и вырвала ее. Около десяти метров вниз, новая решетка…

— Не снимет она ее, — процедил Витек. — Нужно резать.

— Лазером?

— Точно… Но так сразу заметят, что там кто-то хозяйничал…

— Ничего не поделаешь.

Летучая мышь влетела в зал. Витек включил тепловые видеокамеры и программу обработки изображения.

— Качество почти как при нормальном освещении, — похвастался он.

Самолет выглядел в точности таким, каким я его запомнил. Большая четырехмоторная машина ТБ-3. На борту надпись. В картере двигателя зияла огромная дыра величиной с лисью нору. Во втором — аналогичная. Третья перфорировала середину корпуса.

— И что ты об этом скажешь? — спросил я.

— Мощно его приложили. — Витек приказал летучей мыши сделать еще несколько кругов. — В любом случае попали в него наверняка снизу. — Он показал на дыру.

— Почему ты так думаешь?

— Там есть пятый двигатель, который нагнетал воздух. Благодаря ему эта громадина могла подниматься на такую высоту и летать в разреженных слоях атмосферы.

— Ух ты, черт. Я и не знал…

— В любом случае врезали ему в самое сердце. Когда прекратилась подача воздуха, он пошел вниз с высоты пяти или шести тысяч метров. Там его уже ждали. Он получил еще два выстрела по двигателям, а затем его крылья изрешетили из автоматов. Наверно, для того, чтобы вытекло топливо, а то бы он сгорел. Эх, горячее, наверно, было дельце… Вот только как его достали? Наши машины в принципе могли летать на такой высоте, но значительно уступали ему в скорости…

— А вот чего я не понимаю — почему Риббентроп после нападения не уничтожил договор?

— Может, запаниковал, а может, был уверен, что поляки не тронут иностранного дипломата.

— Возможно…

Летучая мышь сделала еще несколько кругов вокруг самолета. Теперь мы могли досконально изучить все повреждения.

— У стены какие-то витрины, — обратил я внимание.

Через секунду перед нами появилось изображение.

— Бутыли с кислородом, — определил Витек. — Видать, наши использовали чистый кислород или сжатый воздух, чтобы на несколько минут поддержать работу двигателей.

— Чтобы приблизиться к самолету?

— Точно…

Аппарат повернул, и мы снова увидели кабину самолета.

— Погоди. Что за чертовщина?

На металлическом борту чернели какие-то надписи.

— Можно увеличить?

— Бог ты мой, — прохрипел мой приятель.

Наверху была дата: 23.VIII.1939. Ниже чернели фамилии. Мы смогли разобрать только верхние, они были написаны большими буквами:

— Марьян Писарек и Станислав Скальский, — изумленно расшифровал я.

— Скальский, — пробурчал Витек. — Чтоб мне провалиться…

Я включил компьютер и настучал еще несколько фраз в готовую статью: «Имена остальных участников погони за самолетом Риббентропа в ближайшие несколько лет должны оставаться в глубокой тайне. Как мы знаем, сообщение о том, что генерал Марьян Писарек участвовал в рейде на Лондон, привело к его гибели (вероятно, от рук агентов американской разведки). Мы не можем допустить, чтобы остальных героев постигла та же судьба. Лишь когда последний из них покинет этот мир, придет время опубликовать полный список тех, кому мы обязаны своей свободой и мирным существованием». Я прочитал и скривился. Объяснение звучало слишком напыщенно.