Марек Харны - Польские трупы (сборник)

— Я ничего не вижу, ничегошеньки не видно, подвиньтесь уже наконец!

— Попрошу не толкаться! Чего вы толкаетесь?

— Да не видно ничего! Что там происходит?

— Ну что там, что?

— Ходят, ищут…

— Осторожней, ребенок! Господи боже, мой сыночек!

— Чего-то они там нашли!

— Опять он сюда голову сует!

— Каждому хочется посмотреть!

— А ну, убери голову, убери голову, я сказал!

— Руки прочь, не то получишь!

— Сам сейчас получишь! — было слышно в распалившейся толпе.

— Вроде они всех детей убили, чтобы потом съесть.

— Ну ладно вам, прям уж чтобы съесть?

— Да говорю вам, они этих детей откармливали, как свиней, а потом бац и в кастрюлю!

— Да чего тут понимать, все ясно, но чтобы вот так вот… этого я, знаете, не понимаю.

— Немного сварили, поели, остальное заготовили впрок, этакий маленький колбасный цех…

— Ну, знаете ли, чтобы ребенка собственного съесть, это уж, знаете ли, чересчур, что же это такое в мире творится!

— Видите, видите, что телевидение с людьми делает.

— Ну нет, не понимаю, да как же такое возможно, нет, я даже слышать этого не хочу!

— Но ветчинку-то, колбаски он отменные делал, вы на последние праздники у них брали? — Соседка с трудом сдержала рвотный позыв.

— Ну что, Франек, вроде перепадет тебе кое-что за пастбище?

— Пожалуй, — согласился Франек, — что-нибудь да заплатят.

— Повезло тебе, Франек, а?

— Спорить не буду, — ответил Франек.

— Эй! Их выводят! Люди, их выводят! — грянуло в толпе.

Тотчас же вспыхнули прожекторы, а телерепортеры бросились вперед, словно голодные звери на добычу. То здесь, то там мелькали вспышки любительских фотокамер.

— Мы находимся в деревушке Зимнодол, неподалеку от расположенного тут крупного химзавода. Жители окрестных сел многократно обращались к властям с жалобами на столь близкое соседство с ядовитым предприятием, ежегодно собирающим урожай смертей, но никто и не подозревал, что настоящая трагедия разыгрывается здесь, за забором соседей, на первый взгляд обычных, нормальных людей, оказавшихся преступниками-извращенцами, которые чудовищным образом лишили жизни троих своих детей, объяснив их смерть онкологическими заболеваниями… Если бы не вмешательство учительницы, борющейся сейчас за свою жизнь, кровавая коллекция двух маньяков могла бы пополниться новыми жертвами, — комментировала события девушка-репортер.

— Разойдитесь, пожалуйста, пропустите подозреваемых, — объявил полицейский. — Освободите проход!

— Пан Юлиан, как случилось, что вы решились на хладнокровное убийство собственных детей? — бросилась к нему с микрофоном журналистка.

— Не задавать подозреваемым никаких вопросов, попрошу в сторону! — Прокладывать путь через напирающую отовсюду толпу было делом не из легких.

— Ваша жена принимала участие в этих кровавых оргиях?

— Расступитесь! Пропустите! Дорогу!

— Вы любили своих детей? — Девушка с телевидения не сдавалась.

— О да, я обожал их… — оживился, услышав эти слова, Юлиан, — есть… Я опережу ваш следующий вопрос: полная версия моих воспоминаний скоро выйдет в свет, наш адвокат ведет переговоры с известным издательством, обещаю, это будет хит сезона…

— Прекрасная новость! — Журналистка повернулась к камере. — Настоятельно всем рекомендую прочитать эту захватывающую книгу! Магдалена Пюрко, для экстренного выпуска новостей из Зимнодола.

До наблюдающего за этой сценой сына Франека Квасьневского дошло, что он упустил уникальную возможность взять автограф у настоящего маньяка.

Перевод М. Алексеевой

В жизни Адама Буковского беды не ходили парами. Если уж налетали, то целой тучей. И потому он нисколько не удивился, когда утром после ночного скандала, в результате которого Дорота выгнала его из своей квартиры, проснулся на Плантах без куртки, кошелька и мобильника. Очнувшись, он сразу это понял, и ему не захотелось открывать глаза. Его охватило пронзительное чувство обиды. Почему это произошло именно с ним? Он, конечно, знал, что журналистика — опасная профессия. Но ведь не рвался в горячие точки. Такого рода амбиций у него давно уже не было. Впрочем, как и необходимости туда рваться. Кирпич мог упасть ему на голову и в Кракове, с дерева в парке.

Впрочем, на сей раз был не кирпич, а нечто куда более страшное. С трудом разлепив веки, он увидел двух полицейских, разглядывающих его со строгостью, свойственной их юному возрасту. «Нет! Еще и это?! С нормальным человеком такое не может случиться!» — подумал он.

Один из полицейских стоял чуть поодаль и тихо разговаривал по мобильному. Непонятно почему, но они им явно заинтересовались. Если бы посчитали его обычным спящим на лавке пьяницей, то просто разбудили бы и прогнали. Следующая мысль: сделать ноги! По собственному опыту он знал, что неожиданный побег часто удается. Мельком взглянул, свободна ли дорога в сторону улицы Подвале. Свободна.

— Даже не думайте, пан журналист, — услышал он. — Вы уже не такой шустрый, как когда-то. С нами этот номер не пройдет.

Буковский быстро оценил свои реальные шансы и передумал. Уже не притворяясь спящим, открыл глаза и сел, трясясь от холода. Июльское утро было необычно прохладным.

— О, мы знакомы? — Он старался говорить дружеским тоном. — Писал о вас или я настолько знаменит?

— Я вас не знаю и не имею желания знакомиться, — второй, с телефоном, бросил на Буковского презрительный взгляд. — Но в отделении вас узнали и велели привезти.

Буковский слегка запаниковал, но еще пытался хорохориться.

— У вашего отделения есть волшебный глаз, что ли?

— А вы как думаете?

Полицейский поднес к его глазам мобильник. На дисплее Буковский увидел свое опухшее синеватое лицо и всклокоченные волосы.

— И вы в столь ранний час не поленились идентифицировать обычного гражданина, спящего сном праведника? Это ли не пустая трата государственных денег? — спросил он с притворным удивлением.

— Это уж забота начальства. Нам велено только вас доставить. Ну что, пойдем по-хорошему? — В голосе полицейского слышалась плохо скрываемая надежда, что Буковский будет сопротивляться.

— Вам, кажется, хочется кому-нибудь с утра врезать, — вздохнул журналист. — Я мог бы, конечно, доставить вам такое удовольствие, только что-то вы мне не больно нравитесь. Поскольку вы обо мне не слышали, то не заслуживаете симпатии.

У полицейского заходили желваки.

— Надеюсь, скоро вам станет не до шуток.

Буковский вовсе и не собирался шутить. Но таким уж он был — несусветные глупости сами срывались с языка. Иногда это даже могло быть небезопасно. Он слишком хорошо понимал, что в полиции по меньшей мере несколько человек охотно расправились бы с ним именно за его шутки. И только искали предлог. Интуиция подсказывала ему, что нашли. Только какой?